Что им останется – сейчас?

Хотя Александр и так знал ответ.

Ваня и Петя, Нил и Андрюшка. Четыре человека, за которых он теперь в ответе. И пока они не войдут в возраст, не смогут сами за себя постоять…

Он любого за них порвет. Были они Машенькиной семьей – будут его родными. И точка.

И никто не посмеет на них даже косо посмотреть. Иначе получится, что Машенька умирает сейчас – бессмысленно. А такого никак нельзя допустить. И смерть ее в разуме не укладывается… Господи, за что?

Нагрешил я – так возьми меня! Меня и карай, хоть в вулкан засовывай! А ее-то за что?!

За что!?

Слезы текли и текли, безжалостно и бесконтрольно.

Маша, Машенька…

* * *

– Ваня, она…

Ваня злобно сопнул носом. Подумал и вытер нос рукавом, наплевав и на платок, и на хорошие манеры, и на стоимость пиджака.

Какое теперь это имеет значение?

Маша… он и думать об этом не хотел, но подозревал, что от его отношения ничего не изменится.

– Не знаю.

– Я тебе что – ребенок? – окрысился брат.

– Сам должен понимать, если не маленький! – рявкнул Ваня. – Может, и есть еще шансы…

– Какие?

– Не знаю. Петя, я просто не знаю.

– И что мы теперь будем делать?

– Едем домой. К малявкам.

– К Нилу и Андрюшке?

– Именно. Думаешь, Маша хотела бы, чтобы мы их бросили на произвол судьбы?

– Да там нянек две штуки…

– Нянька – это нянька. Не родной человек, – наставительно высказался Ваня.

– А может…

– Ты знаешь, куда ее отвезли?

Петя понурился. Не знал.

– Нас туда точно пустят?

– Мы же…

Петя вскинулся и потух. Ваня кивнул.

– Дошло, вижу…

– Но мы ведь…

– Да, Маша считает нас своей семьей. Но то – Маша. А остальные? Ее папашка гнусный?

– Хорошо ты ему засветил!

– Надеюсь, хоть ненадолго, урока хватит, – злобно проворчал Ваня. – Если так подумать… нам сейчас надо готовиться бежать, Петь. Быстро и далеко.

Брат помотал головой, словно пьяный конь. Потер волосы, безжалостно разрушая прическу, уложенную бриолином.

– Не понял? Почему?

– Потому что Маша была силой, к ней могли прислушаться. А мы с тобой кто такие?

– Эм-м-м…

– Правильно. Мещане Синютины. Этого слишком мало. Как ты думаешь, что сделает Машин папашка?

Глаза Пети расширились в понимании страшного.

– Ванька… ой… ёжь твою рожь!

Любимое Машино высказывание оказалось подозрительно заразным. Несчастного ежа принялся поминать и Петя.

– Молодец, возьми с полки пирожок. Видел, как он выскочил, паскуда старая?

– А то ж…

– Примазаться захотел. Как же, отец, ёжь его рожь, лично деточку на руках таскал, все детство обожал, замуж мечтал выдать… продать подороже, с-собака…

Ваня почти шипел. Но повод был железобетонный.

Действительно, князь Горский сориентировался практически мгновенно. И следующее, что он сделает…

– Он захочет… детей?

– Не просто детей, Петенька. Наследников, понимаешь? Нас-лед-ни-ков!

Петя шипеть не стал. Но выругался в три этажа с чердачком, вспомнив все, чему научился в голодном отрочестве.

– Ублюдок…

– Именно, братик. А значит, что нам надо?

– Что надо?

– Домой и к детям. Как можно скорее.

– Ваня, мы же ничего не сможем, если он захочет забрать детей…

– Сможем, – отмахнулся Ваня. – Сможем. Пока Маша жива, он ничего сделать не должен, но вдруг? Надо срочно домой и написать Благовещенскому.

– Александру?

– Петька! Начинай ты думать! Старшему!

– Зачем? О чем?

– Виктор Николаевич – человек серьезный. А о чем написать? Так Андрюшка же, считай, его внук. С Машей они только случаем не породнились… думаешь, выпустит мальца из рук?

– А это не окажется из огня да в полымя?

Ваня сник.

– Не знаю. Петя, я правда не знаю. Но если он Александра как родного сына воспитал, то и Андрейка тоже его, получается. А мы уж рядом… мне ничего не нужно, но чтобы от детей не погнали. Маша бы этого хотела, сама понимаешь…

– Мы ей хотя бы этим обязаны, – согласился Петя. – Вань, думаешь, справимся?

– А выбора у нас нет. Обязаны. Ты вспомни, как мы без нее жили… сдохнуть – и то лучше было бы.

Петя невольно коснулся ноги.

– Вот-вот, – кивнул Ваня. – Бились целый день, даже и не понимали, куда что уходит. Машка нас из этого круга вырвала, а мы ей, самое малое, можем долг отдать. Позаботиться о мальцах, рассказать им, какая она… была.

Последнее слово Ваня произнес уже со всхлипом.

Ну что значит – была!? Разве можно так говорить о Маше?

О его веселой, умной, деловой сестричке, которая никогда не унывала, никогда не сдавалась и всегда, всегда повторяла одно и то же: «Мы живы? Все остальное поправимо!»

А сейчас она лежит, и к ней даже нельзя.

И исправить ничего нельзя. И…

– Вань, ты чего?

Усилием воли Ваня взял себя в руки. Губу, кажется, прокусил до крови, ну и плевать. Он даже не заметил. Какая разница, отчего во рту солоноватый привкус – кровь или слезы?

Неважно.

– Ничего. Чтоб этим Шуйским…

Петя прослушал речь брата до конца. И горячо поддержал.

– Да, их… в … и там … утрамбовать!!!

Но ругайся, не ругайся, Машу это вернуть не могло.

* * *

Дома Ваня написал несколько строчек, кое-как запечатал конверт и отправил со слугой.

Долго ждать не пришлось.

Виктор Николаевич прибыл, не прошло и получаса. Буквально вылетел из экипажа, как был, в халате поверх жилета, а следом за ним мчалась Александра Александровна.

Вся растрепанная, в простом домашнем платье, явно не для выхода на люди, встревоженная…

– Что случилось?!

– Ваня, что происходит?!

Ответить на этот вопрос был и просто – и невероятно сложно. Ваня справился, коротко описав все, что произошло на площади.

Супруги Благовещенские переглянулись.