Такая бомба положит большую часть стоящих на площади.

Не Шуйского, конечно, у Василия будет амулет. И он, конечно, упадет, когда Виталий бросит бомбу, еще и кого-нибудь на себя опрокинет… уцелеть должен. Справится.

Хорошо бы еще металл ядом обработать, но абы какой яд не удержится, а хороший… Негде его так быстро взять. Взрывчатку найти все же проще. И рисковать Василию было неохота – еще зацепит на излете? Яд, противоядие – нет, не стоит усложнять себе жизнь.

Виталий бросает бомбу – и ложится. Его не заденет. Константина с Алексеем тоже не заденет – они внутри здания.

Остальные? Плевать на всех. Кому повезет – тому и повезет. Женщины, дети…

Жалости у Шуйского не было ни к кому. Пусть хоть всех положит, меньше Рюриковичей – меньше претендентов на трон.

Сначала все шло хорошо.

Шуйский, в облике купца, беспрепятственно прошел на площадь уже ближе к полудню, положил цветы, отошел в сторону… Зазвенели колокола, тело унесли в собор, Шуйский медленно перемещался по площади, стараясь не примелькаться.

Константин, Алексей и Виталий вступили на площадь.

Как же протестовал Константин. Но он оказался самой подходящей кандидатурой. Невысокий, щуплый, с маленькими руками и ногами… Платье, накладки, в том числе и на живот – и вот вам беременная дама с мужем и братом. А что у дамы вместо ребенка – бомба на животе… Кто чем разродится, знаете ли.

Вот они уже у колокольни.

Перемещаются по площади, даме стало плохо, она захотела уйти в тень…

Замок? Пользоваться магией сейчас нельзя, охранка тут же засечет всплеск, но зачем? Если есть отмычки?

Константин и Василий заслоняют на минуту Алексея, тот колдует над замком – пара секунд, и дверь приоткрывается. Достаточно, чтобы впустить троих.

Первым в щель проходит Константин. Если там есть охрана, то увидеть беременную женщину они уж точно не ожидают. А Виталию этого хватает для легонького ментального удара. Ошеломить – и вперед.

Константин отдает Виталию бомбу, и тот бежит вверх, по ступенькам. А двое Шуйских остаются внизу, чтобы третьему не вздумали помешать.

Но пока все тихо…

Никто ничего и не заметил…

* * *

Виталий стоит на колокольне.

Минуты тянутся как карамель с ложки, липкими, сладкими нитями, застывают на ветру… Гадость эта ваша карамель!

Надо дождаться, просто дождаться…

Внизу пока все тихо.

Звонарь лежит в углу, мертвый. Он даже не успел ничего сказать – Виталий молча и быстро ударил его кинжалом.

Хорошо, что пока идет служба – звонить не надо. А потом… Пару минут он может поизображать звонаря, ничего страшного.

Открываются двери собора, выплескивая черную волну народа. Сверху они так похожи на муравьев… Вот гроб, плывет к центру площади. Император – блеск золотого ободка на темных волосах. Его семья рядом. Женщины, дети… какая разница?

Всех накроет.

Виталий размахивается… и чей-то взгляд входит в него, как кинжал под ребра.

На миг, всего на долю секунды они с княжной Горской встретились взглядами.

Она – на ступеньках собора. Он на колокольне. Но…

Она все поняла.

А смерть уже летит вниз…

Виталий отшатнулся – и упал за ограждение. Ему вовсе не хотелось оказаться под ударом.

Полыхнуло так, что на миг его ослепило.

Грохнуло.

А когда он рискнул выглянуть с колокольни…

– Живьем брать! Живьем!!! – загремел голос императора.

На площади не было ни одного убитого.

Хотя – нет.

На камнях мостовой, в луже крови, лежало единственное черное пятно. Княжна Горская…

Но что с ней – Виталий понять не успел. Его прочно захватили воздушные силки.

– Держу, государь!

Виталий дернулся назад, вперед… Нет. Не выйдет.

Снизу донесся шум схватки. Что ж, пара минут у него еще есть. Они рискнули, все поставили на карту – и проиграли.

А значит…

Горе побежденным. Но живым его не возьмут.

Силки фиксируют только тело. Голову он наклонить мог, осталось дотянуться зубами до воротника.

Хорошая вещь – цианид. Главное – быстрая…

Привкус миндаля Виталий еще успел почуять. А потом куда-то делся воздух…

* * *

Иван Четырнадцатый чувствовал себя отвратительно.

Не каждый день приходится хоронить родного сына. А еще гаже то, что все приходится делать напоказ.

Ему бы остаться одному, поплакать, вспомнить маленького Васечку, который лез на руки и лепетал забавно, жену утешить, с дочерями поговорить…

Нельзя.

Ничего нельзя.

Император не имеет права ни на что, даже на обычные человеческие чувства. Ему надлежит быть на вершине – он там и стоит. А что ему больно…

Нет у него права на боль.

Все должно быть сделано по обычаю. Потом… потом, когда все уедут, когда он останется один… наступит ли такое время?

Иван не знал.

Но понимал, почему к старости его отец ушел в монастырь, почему ушел его дед… Они могли прожить долго, и жили, и правили долго, но престол наследнику передавали не в миг смерти, а раньше. Сил не оставалось. Монастырские стены прятали их от мира – или мир от них? Когда больше не остается сил жить напоказ, хочется убежать. Хочется, чтобы тебя никто не видел…

Сейчас Ивану хотелось того же самого.

Запереться бы в келье – и рож этих не видеть паскудных! А то не удержится…

А злоба мага воды… Считай, приговор.

Иван делал все на автомате.

Площадь. Храм. Снова площадь… Родовой амулет.

Легко ли магам воды призвать силу огня? Нет. И это еще не то слово. Адски, каторжно, неимоверно трудно. Император весь сосредоточился на этом действии, направляя силу в родовой артефакт, и слишком поздно услышал крик.

Шум…

А когда он поднял голову, было уже поздно.

С колокольни летела смерть.

Такие вещи могут почуять все маги, он не оказался исключением. Огонь и металл. Живых не останется, это понятно.

Бить навстречу магией огня? Бессмысленно. Только полыхнет ярче.

Никто не успевал.

Кроме…

Как?!

Наверное, навсегда эта картина запечатлелась в памяти монарха.

Летящий с небес огонь.

Летящая ему навстречу пыль – откуда?