— Прескотт, пожалуйста… — прохрипел Ройс. Он поскользнулся на собственной крови и упал на спину, все еще скребя пятками по земле. — Прошу тебя. Это была работа. Репутация… — Он замолчал и уставился на что-то поверх плеча Арчи. — Стин! — Ройс хотел закричать, но его голос был едва слышен. — Стин, о Госпо…

Треск выстрела оборвал его слова. Этот звук расколол образы и запахи, обрушив на Арчи холодную реальность, будто внезапный ливень. Он увидел нож, покрытый потеками крови, словно подписью умершего. Жизнь человека пролилась на его руки, на пальто и на затихающий голос внутри: «Если бы я хотел получить больше, чем его жизнь, я бы съел его душу».

— Развращает абсолютно, не так ли? — со смехом сказал Райли Стин. — Дружище, уж я-то знаю!

Он встал перед Арчи, заслонив неуклюже распростертое тело Ройса, и помахал коротеньким револьвером.

— Кролики, — хихикнул он. — Неудачники и пьяницы. Вовсе не то, что вам нужно, мистер Прескотт. И не то, что мне нужно. Я не делаю одних и тех же ошибок дважды.

Стин провел пальцем по плоскости окровавленного ножа Арчи.

— Гемоглобин. Частички. Маленькие красные клеточки. Или, если перед вами стоят другие задачи, эцтли. Чальчиутль — драгоценная жидкость, питающая богов, на которой держится весь наш мир. Звучит глупо, верно? Но мы с вами знаем, что так оно и есть на самом деле. Посмотрите на меня, мистер Прескотт.

Арчи закрыл глаза, разрывая связь с зажатым в руках ножом. Потом снова открыл и посмотрел на Райли Стина.

На лице Стина расплылась усмешка маньяка — настолько широкая, что в нескольких местах губы треснули и запятнали белоснежные зубы, среди которых выделялся единственный гнилой резец — почерневший, словно трухлявый пенек в весеннем лесу. Щеки и губы покрывала высохшая корка крови. Кровь продолжала медленно сочиться из пустых глазниц.

«Он попал Ройсу прямо в лоб, — подумал Арчи. — А ведь у него нет глаз».

Даже в таком неспокойном районе, как порт, выстрел привлечет внимание. Арчи предпочел бы убраться отсюда — и чем быстрее, тем лучше.

— Урок, который следует извлечь отсюда, мистер Прескотт, — дружелюбно сказал Стин, постучав по краю пустой глазницы, — состоит в том, что следует быть осторожнее с желаниями. Фраза, безусловно, банальная, однако ни одна фраза не становится банальной, если в ней нет определенной доли истины.

Арчи попытался ощутить мстительную ярость, которую испытывал к Стину раньше. Ничего не осталось. Чакмооль явно сотворил со Стином какую-то пакость: Стин — а точнее, кошмарная ухмыляющаяся пародия на него — стоял между человеком, которого он только что убил, и человеком, которого когда-то пытался убить, и все равно кривлялся как клоун. Арчи не мог найти в себе решимость поднять на него руку.

— Стин, зачем ты убил Ройса? — спросил Арчи. — Я не поверю, что ты хотел оказать мне услугу, к тому же он бы все равно умер.

— Конечно, умер бы. Однако я на самом деле оказал вам услугу, мистер Прескотт. Если бы я не застрелил этого парнишку, ты вырвал бы у него сердце и слопал его, как фруктовый лед. Не очень… — Стин поперхнулся от смеха и зажал себе рот руками. Он затрясся, словно чахоточный в приступе кашля; струйка густой жидкости закапала из глазницы на грязные кирпичи. — Не очень-то подобающее поведение для того, кто спасает дочь, — выговорил он, справившись с собой.

— А тебе-то какое дело? — спросил Арчи. Он все еще не пришел в себя после убийства Ройса, и болтовня Стина начинала его раздражать.

— Приличия, — торжественно заявил Стин. — Особенно теперь, когда я смотрю на все другими глазами, я считаю нужным соблюдать приличия. Когда я стал союзником чакмооля, то поступил так потому, что было бы предосудительно — или, если угодно, несправедливо — упустить такую возможность исправить ошибки мистера Бэрра. Возможность написать историю нации. Историю мира.

— А жизни людей значения не имеют? Моя жизнь? Жизнь моей дочери? — Арчи заметил, что края поля зрения стали заволакиваться красным туманом, и сдержал эмоции. Что бы ни говорил Стин, водном он, безусловно, прав: Арчи не может себе позволить соблазниться властью, которую предлагает чакмооль. Он должен сохранять голову ясной.

Лицо Стина исказилось хмурым удовольствием. Он заговорил тоном терпеливого учителя, обращающегося к глупому ученику:

— Мистер Прескотт, великие дела оплачиваются жизнями. Я где-то услышал однажды эту фразу, и я в это верю. Сравните жизнь вашей дочери с изменением курса истории — вы ведь наверняка видите разницу?

— Я вижу сумасшедшего маньяка в бреду! — зарычал Арчи и встал, направив нож на Стина. — И только поэтому твои кишки не вывалятся на землю. А теперь убирайся с дороги!

— Мистер Прескотт, ну разумеется, я сумасшедший. На моем месте вы бы тоже сошли с ума. — Стин нацелил револьвер чуть выше пупка Арчи. — Вот только у этого сумасшедшего еще осталась одна пуля. Давайте лучше побеседуем.

— Стин, если хочешь меня убить, то стреляй. Мне некогда болтать с полоумными. — Арчи сполоснул нож в бочке с дождевой водой, вложил его в ножны и вымыл руки. Потом развернулся и пошел прочь, чувствуя направленный на поясницу ствол.

— Одну минутку, мистер Прескотт. — Стин подбежал к нему и пошел рядом. — Вы же не думаете, что я стал бы тратить время на убийство мистера Макдугалла и ваше спасение лишь для того, чтобы покончить с собой? — Он внезапно замолчал. — Хотя… Ха! Какая ирония! Это было бы смешно, вы не находите?

— Отстань от меня, Стин, — ответил Арчи на ходу.

Он прошел еще шагов десять, и тут Стин сказал:

— Я знаю, где ваша дочь. Она уже в пещере, и я могу показать место.

«Это просто уловка, — подумал Арчи. — Какой-то сумасбродный план, чтобы меня отвлечь».

Тем не менее он остановился и посмотрел на Стина:

— И с какой стати ты мне это расскажешь? Еще один щедрый подарок?

— Да нет, — фыркнул Стин. — Скорее уж личные интересы. Ты борешься против чакмооля, и я тоже против него. Как говорят арабы: «Враг моего врага — мой друг».

— Стало быть, ты хочешь отомстить? Чакмооль вырвал тебе глаза, и ты хочешь с ним поквитаться?

На обезображенном лице Стина не осталось ни тени веселья.

— Прескотт, ты ничего не понимаешь, — мрачно сказал Стин. — Да я бы согласился еще раз потерять глаза, если бы это означало, что я всего лишь ослепну. Я больше не человек! Не человек, понимаешь? — заорал он и вдруг снова зашелся смехом. — Мое… мое сердце бьется в груди, но я вижу… вижу… — Слова Стина перешли в оглушительный хохот, он упал на колени, и слезы промыли дорожки сквозь засохшую кровь на лице.

Если никто не обратил внимания на выстрел, то такой припадок наверняка не останется незамеченным. Арчи молча смотрел на Стина, пока тот не перестал трястись и не улегся на бок, задыхаясь и обливаясь потом.

— Я вижу то, что видят мертвые, — наконец сказал Стин. — Какая ужасная насмешка!