Считал, что делаю доброе дело, пытаясь в такой безнадежной ситуации хоть как-то оставлять клуб на плаву, добиваясь какого-то результата. Но услышал прямо противоположное: оказывается, это я делаю что-то не так. Это меня и спровоцировало подать заявление.

Будучи наемным работником, старался максимально поддерживать людей, которые меня пригласили и дали работу – и не выносил сор из избы. А вдруг завтра все наладится? Работал на ужасном надрыве, каждый день пытаясь мотивировать игроков самыми невероятными способами. И это удалось: занять 10-е место в той финансовой ситуации и сохранить всю команду было нереально. А оказалось, что я что-то делал не так. Это и стало последней каплей.

При этом, если вы спросите, пожму ли я при встрече руку гендиректору Юрию Макееву, отвечу: «Да». Руководители тоже оказались в ситуации, когда не знали, как себя вести, не рассчитав свой финансовый уровень. Да, была определенная неадекватная защитная реакция, при том что абсолютно никто их там активно не атаковал, не хватал за грудки и не требовал отдать деньги. При этом у меня сохранились с ними совершенно нормальные отношения.

Более того, когда я принял решение уйти, встретился и с Макеевым, и с президентом клуба Завьяловым. Объяснил всю свою ситуацию, что у меня просто больше нет внутренних энергетических сил, а если тренер не может ничего отдавать игрокам, то он не должен работать. Был потрачен даже НЗ, неприкосновенный запас. Не осталось ни-че-го.

Я просто попросил их отпустить меня по собственному желанию, без каких-либо компенсаций, мне ничего не нужно было. Они вошли в положение. Понятно, что я мог просто написать заявление об уходе и через две недели уйти по КЗОТу без всяких встреч. Но посчитал невозможным так поступить.

Благодарен за то, что мы цивилизованно разошлись – и никогда не буду раскрывать внутреннюю кухню того, что там происходило. Потом было общее собрание, руководители клуба в присутствии игроков благодарили меня за работу, говорили, что очень приятно было сотрудничать. Я сказал, что и мне тоже.

В тот момент у меня было просто огромное желание отдохнуть. Такое, как никогда раньше. Уверен был, что до конца сезона никаких приглашений не будет. А дальше… Насчет топ-клубов никаких мыслей не было, но была уверенность, что на каком-то уровне буду востребован».

«Каким-то уровнем» оказался ЦСКА.

Через три недели.

Начну эту главу с маленькой «бомбы». Если не ошибаюсь, об этом не сообщалось еще нигде. Слуцкий мог стать главным тренером ЦСКА в конце не 2009-го, а 2008 года, когда Валерий Газзаев объявил об уходе из армейского клуба. Но тогда от предложения президента клуба Евгения Гинера он отказался.

Что же произошло?

Мы с Гинером сидим в его кабинете в офисе ЦСКА на Ленинградском проспекте, он раскуривает сигару. Знаю, как непросто ему было выкроить время для беседы, да и вообще интервью он дает крайне дозированно. И то, что он согласился поговорить о Слуцком для книги, по-моему, вполне ясно дает понять, как самый успешный в истории глава армейского футбольного клуба относится к своему тренеру.

Гинер рассказывает:

«Я действительно разговаривал с Леонидом Викторовичем, когда он работал в «Крыльях Советов». Думаю, не получилось, поскольку он сам понимал, что еще не готов принять топ-клуб. Хотя я бы пошел на этот эксперимент, на то, чтобы он пришел.

Точных его слов и объяснений не помню. Возможно, он просто попросил отложить этот разговор на другой раз. Или сказал, что у него есть обязательства перед «Крыльями Советов». Лезть человеку глубоко в душу было некрасиво и неправильно. Допытываться: «А почему ты считаешь, что не готов? А в чем – тактически, психологически? Или тебя смущает, что это топ-клуб?»

Так можно дойти до абсурда. Человек же сам чувствует, может он что-то делать или нет. Это очень серьезный и ответственный вопрос. И когда человек умеет дать себе в этом отчет – уже плюс, огромный плюс. И мне очень это понравилось. Потому что, когда тренер имеет возможность перейти из простого клуба в топ-клуб, работать в совсем других условиях, бороться за трофеи, – это большой соблазн.

Бояться и понимать, что ты еще не готов, – две разные вещи. Ведь на кону – вся дальнейшая карьера. Не получилось – и дальше что? Всё, карьера закончилась. Поэтому слова Леонида Викторовича о том, что нужно еще подождать, считаю большим плюсом.

Понравилось мне и то, как он в тот момент поступил по отношению к «Крыльям Советов». Кстати, я благодарен Игорю Завьялову, что они этот бутон еще больше раскрыли. А Слуцкий пошел к Завьялову, и Игорь Николаевич мне звонил, у нас с ним дружеские отношения. Но все это было не за спиной, а открыто и честно».

Слушаю Гинера – и поражаюсь, насколько по-разному порой видят мотивы действий руководителя люди со стороны и как объясняет их он сам. Обыватель скажет: если президенту ЦСКА отказали – да он на всю жизнь обиду должен затаить и больше к этой кандидатуре никогда не возвращаться! А для самого Гинера тот отказ Слуцкого стал лишь штрихом, добавившим серьезности к восприятию молодого тренера. И меньше чем год спустя приглашение повторилось.

«В этом сила Гинера, – говорит Герман Ткаченко. – Самое крутое – что после того, как Слуцкий ему в 2008 году отказал (не знаю уж, потому ли, что испугался топ-клуба и самого Женю, или, как он говорил, ему было так комфортно в Самаре), он не обиделся и меньше чем через год вернулся к его кандидатуре во второй раз».

Почему же Слуцкий тогда отказался? Он объясняет:

«Я никогда об этой ситуации не рассказывал, но на самом деле все очень просто. Я был тогда настолько счастлив в «Крыльях»… Просто счастлив. Это было то же, о чем я говорил вам применительно к «Олимпии»: если бы Чувальский меня не уволил, то я с ощущением внутреннего комфорта и счастья работал там до сегодняшнего дня.

После такого сумасшедшего первого года в «Крыльях», когда все получалось, при таком карт-бланше руководства, при таких отношениях с командой, которую я сам же и собрал… Нет. Это было невозможно. Причем куда угодно.

Мы с Евгением Ленноровичем встречались несколько раз. И я прекрасно понимал, что такое предложение может не повториться. Но для меня всегда важнее всего было чувство внутреннего комфорта и ответственности перед людьми, которых я приглашал и с которыми работал. Это все перевесило».

Дмитрий Фёдоров размышляет:

«Моя версия – на тот момент они были абсолютно разными людьми. И Гинер не понял, что Леонида Викторовича нужно убедить, наладить с ним душевный контакт. Для него переход в ЦСКА был очень высоким прыжком, он должен был понять, что это не просто подписание контракта, но и некоторая личностная поддержка. Возможно, тогда Евгений Леннорович этого не сделал.

Но потом Гинер, как тончайший психолог, как человек, у которого, как любит выражаться Николай Толстых, была сложная школа жизни, очень хорошо понял Слуцкого. Понял, что все противоречия нужно снимать через беседу, общение. Что в сложных ситуациях всегда нужно сказать: «Я поддерживаю тебя». И в конце концов они стали гораздо большим, чем тренер и руководитель. Думаю, что больше ни у кого в отечественном футболе нет такой «химии». Наверное, когда-то она была у Валерия Филатова и Юрия Сёмина в «Локомотиве», но те намного больше общались. Как я понимаю, Гинер и Слуцкий общаются значительно меньше. Но взаимное уважение у них невероятное».