— Сначала свояченица, теперь теща… — задумчиво протянул Адриан, думавший в том же направлении, что и я, и я поперхнулась, когда услышала, какое определение он дал темной эльфийке. — Что-то твои родственники становятся навязчивыми.

— Давай хоть послушаем, что им надо, — предложила я. — Вряд ли какая-нибудь ерунда. Натаниэль не стала бы рисковать и злить тебя понапрасну…

Вместе с Виктором мы спустились в приемный зал на первом этаже, где обычно встречали делегации, переносившиеся в Бэллимор при помощи портала. Люций привычно занял позицию позади нас, а затем перед нами вспыхнуло темное пламя, из которого вышли два темных эльфа. Одним из них оказался советник темноэльфийского короля Тарион Каэйри, которого я видела всего один раз в жизни. У себя в Селендрии он занимал примерно такое же положение, как герцог фон Некер — в Вереантере, и потому мне было вдвойне странно видеть его в подобном состоянии — с лихорадочно горевшими глазами и морщинами на лице, странным образом состарившими темного эльфа на много лет. В правой руке он держал трость-клинок, но на этот раз он шел, по-настоящему опираясь на нее. При виде его спутницы — высокой, потрясающе красивой женщины с копной темных кудрей — я крепче сжала руку Адриана, и он успокаивающе накрыл мою ладонь своей. Но затем я с удивлением отметила, что с нашей последней встречи красота эльфийки заметно поблекла. Ее лицо было скрыто вуалью, но, когда пара подошла ближе, я смогла разглядеть покрасневшие глаза женщины и слегка опухший нос. Оба — и советник, и его жена — были очень бледны, причем не характерной бледностью темных эльфов, а болезненной, придававшей им сходство с упырями, которых я когда-то видела на картинке в учебнике по некромантии. Кажется, для подобного визита у них и впрямь были весомые причины.

— Советник, — поприветствовал Тариона Адриан, когда эльфы остановились напротив нас. — Леди Каэйри.

Виктор рядом чуть поморщился — появление в Бэллиморе второй трейхе Этари ему явно никакого удовольствия не доставило, но гости этого не видели. Собственно, ни придворного мага, ни Люция они просто не замечали: все внимание советника было приковано к нам с Адрианом, в то время как моя мать смотрела куда-то в пол.

— Благодарим, что согласились на эту встречу. — Голос Тариона звучал надтреснуто, словно слова давались ему с трудом. — Это дело личного характера, и моему королю о нем ничего не известно. Но оно напрямую касается вас.

Он протянул Адриану распечатанный конверт, который тот молча принял, и я вздрогнула от нехорошего предчувствия. Сразу вспомнилось письмо Арлиона, присланное Адриану несколько месяцев назад…

Адриан пробежал глазами по листку, его лицо осталось совершенно непроницаемым. Затем он отдал письмо мне, и я торопливо расправила его. На этот раз послание было подписано:

— Любопытно, — задумчиво подытожил Адриан, когда я убрала письмо обратно в конверт. — Значит, ваших детей похитили?

Эльф кивнул.

— Пять дней назад. Это произошло не в нашем доме, иначе вмешался бы дух-хранитель рода и у похитителей ничего не получилось бы. Письмо прислали пару часов назад.

— Пожалуй, о цели вашего прибытия можете не сообщать, — рассеянно сказал архивампир, который в тот момент мыслями уже явно был где-то далеко. — Она ясна.

— Нам известно, какую роль советник сыграл в жизни вашей семьи, ваше величество, — глухо сказала Натаниэль, поднимая голову; ее губы заметно дрожали, и моя мать прикладывала просто колоссальные усилия, чтобы держать себя в руках и не разрыдаться. Адриан на ее последних словах холодно прищурился, но эльфийка была в таком состоянии, что гнев архивампира был ей уже нипочем. — И мы не можем представить, на что он рассчитывал, когда составлял этот план.

— Как раз это очевидно, — пожал плечами Адриан и взглянул на меня. — Лэнгстон делает ставку на привязанность Корделии к своим родным и на ее обостренное чувство справедливости. Думает, что ей удастся убедить меня принять его условия.

Советник молчал, только крепче сжал набалдашник трости, а Натаниэль посмотрела мне в лицо, и я увидела, как в ее темно-зеленых глазах, точно таких же, как мои, зажглась безумная надежда.

— Ты можешь что-нибудь сделать?!

Причем зажглась в буквальном смысле. Моя мать почти не контролировала свои эмоции, и ее глаза ожидаемо засветились темно-красным светом. Советник с Адрианом и глазом не моргнули — привыкли за прошедшее время — а вот Виктор шумно выдохнул и, судя по его лицу, отчаянно боролся с соблазном запустить в Натаниэль какое-нибудь проклятие.

Не найдясь что ответить, я молчала. Ход мыслей Лэнгстона был понятен, и в общем-то бывший советник не прогадал: я и впрямь была готова просить Адриана согласиться на его условия. Конечно, для меня было очень важно положить конец злодеяниям Лэнгстона раз и навсегда, но, если для достижения этой цели погибнут мои брат и сестра, пусть и сводные, я никогда не смогу себе этого простить! Но в то же время я очень сильно сомневалась, что Адриан согласится пойти на уступки. Ему гораздо важнее поквитаться с Лэнгстоном, а какие-то там темные эльфы, да и к тому же Этари, для него никакой ценности не представляли.

Адриан, пристально наблюдавший за моим лицом, прекрасно понял, о чем я думала, вздохнул, а затем повернулся обратно к гостям.

— Боюсь, вы не понимаете, с кем имеете дело, леди Каэйри, — сухо сообщил он. — Я, может, и могу согласиться на условия, но на вашем месте я бы не рассчитывал, что Лэнгстон и впрямь вернет вам ваших детей. По крайней мере, живыми.

Из груди Натаниэль вырвался судорожный всхлип, переходящий в рыдание, и она обеими руками зажала себе рот, словно пыталась затолкать его обратно. Советник посерел и только выдавил:

— Вы так в этом уверены?

— Увы. — Адриан равнодушно пожал плечами, даже не пытаясь делать вид, будто ему есть хоть какое-то дело до собеседников. — Лэнгстон и его сообщники — вампиры, а ваши дети — пусть и не трейхе, но все же Этари. Их убьют просто из принципа.

Силы все же изменили Натаниэль, и она бы рухнула на плиточный пол, если бы в последний момент ее не поддержал Тарион. Сам эльф держался более спокойно — сказывалась неразрывно связанная с политикой жизнь — но я сильно сомневалась, что его выдержки хватит еще надолго. Все вампиры, находившиеся здесь, являли собой просто образец невозмутимости и бессердечия, и, что самое печальное, именно этого и стоило ожидать. Однако затем меня привлекло выражение лица архивампира — внешне он оставался совершенно бесстрастным, но я хорошо его знала и видела, что это только видимость, а на самом деле он уже вовсю что-то обдумывал. И еще мне было понятно, что то, о чем он думал, ему не нравилось.