Старший инспектор попытался счистить снег с надгробий, чтобы прочесть остальные имена и даты, но снега было слишком много. Он огляделся, потом вернулся на дорожку тем же путем, каким пришел.

Увидев приближающегося священника, Гамаш окликнул его.

– Нашли, что искали? – спросил отец Антуан.

Голос его теперь звучал более дружелюбно. Вероятно, священник больше страдал от низкого содержания сахара в крови, чем от дурного характера или хронического разочарования в Господе, который зашвырнул его сюда и забыл о его существовании.

– Вроде бы нашел, – сказал Гамаш. – Хотел посмотреть на могилы, но там слишком много снега.

– Я принесу лопату.

Через несколько минут отец Антуан вернулся с лопатой, и Гамаш расчистил дорожку к надгробию, потом скинул снег и с надгробия.

Мари-Виржини.

Мари-Элен.

Мари-Жозефин.

Мари-Маргерит.

И Мари-Констанс. Дата ее рождения уже была выбита, но дата смерти пока отсутствовала. Предполагалось, что ее похоронят вместе с сестрами. В смерти как в жизни.

– Позвольте спросить, mon père, – сказал Гамаш.

– Oui?

– Можно ли сфальсифицировать похороны? И запись в книге?

Этот вопрос ошеломил отца Антуана.

– Сфальсифицировать? Зачем?

– Я не знаю точно зачем, но мне хочется знать, возможно ли такое.

Священник задумался.

– Мы не делаем запись о захоронении, если не видим свидетельство о смерти. Если же свидетельство фальшивое, тогда, наверное, и запись будет неверна. Но похороны? С похоронами куда труднее, non? Ну, то есть кого-то так или иначе нужно похоронить.

– А гроб мог быть пустым?

– Маловероятно. Из похоронной конторы вряд ли привезли бы пустой гроб.

Гамаш улыбнулся:

– Пожалуй, вы правы. Однако они могли и не знать, кто лежит в гробу. А если вы не знаете умершего, то вас нетрудно обмануть.

– То есть вы предполагаете, что в гробу кто-то лежал, но не тот, кто указан в свидетельстве о смерти?

На лице отца Антуана появилось скептическое выражение. И Гамаш мог его понять.

Однако в жизни пятерняшек Уэлле было столько фальши, так почему бы не сфальсифицировать и их смерть? Но с какой целью? И кто из них может еще оставаться в живых?

Гамаш покачал головой. Безусловно, самый разумный ответ был и самым простым. Они все уже умерли. И вопрос не в том, мертвы ли они, а в том, не убили ли их.

Он посмотрел на соседние надгробия. Слева тоже лежали Уэлле. Семья Исидора. Справа – Пино. Семья Мари-Ариетт. Первое имя всех мужчин Пино было Марк. Гамаш наклонился ближе и не удивился, увидев, что первые имена всех девочек – Мари.

Он снова перевел взгляд на надгробие Мари-Ариетт.

«Моя мать давно умерла и покоится в другом городе, но со мной так еще и не покончила».

Что же за незаконченное дело оставалось между матерью и дочерьми?

– В последнее время кто-нибудь интересовался пятерняшками? – спросил Гамаш, когда они гуськом возвращались по расчищенной им узкой дорожке.

– Нет. Большинство людей их давным-давно забыли.

– А вы давно здесь священником?

– Около двадцати лет. Когда я приехал, пятерняшек здесь уже не было.

Значит, этот усталый священник ничего не получил от чуда. Кроме мертвых тел.

– А они приезжали сюда когда-нибудь?

– Нет.

– И все же они похоронены здесь.

– А где им еще упокоиться? В конце все возвращаются домой.

Гамаш подумал, что так оно, вероятно, и есть.

– А родители? Их вы знали?

– Я знал Исидора. Он прожил долгую жизнь. Так больше ни на ком и не женился. Всегда надеялся, что девочки вернутся, будут присматривать за ним в старости.

– Но они так и не вернулись.

– Только на его похороны. А потом уже на свои.

Священник взял у Гамаша старые ключи, и на этом они расстались. Однако до возвращения в Монреаль Гамаш должен был сделать кое-что еще.

Несколько минут спустя старший инспектор Гамаш заехал на парковку и заглушил двигатель. Он посмотрел на высокие стены, на пики ограды, на завитки колючей проволоки поверху. Охранники с вышек наблюдали за ним с винтовками наперевес.

Они могли не беспокоиться. Старший инспектор не имел намерения выходить из машины, хотя ему и хотелось.

Церковь находилась всего в нескольких километрах от ЗООПа, тюрьмы, в которой содержался сейчас Пьер Арно. Куда посадил его Гамаш.

Поговорив со священником и посмотрев книги, он собирался ехать прямо в Монреаль. Но вместо этого сидел здесь, преодолевая соблазн. Привлеченный сюда Пьером Арно.

Их разделяло лишь несколько метров, а Арно знал все ответы на вопросы Гамаша.

Старший инспектор все больше и больше убеждался в том, что именно Арно заварил всю эту кашу. Но он знал, что Арно не в силах остановить начатое. Это должны сделать Гамаш и его команда.

Хотя искушение увидеть Арно было велико, он не мог нарушить слово, данное Терезе. Он завел двигатель, включил передачу и поехал. Но не в Монреаль, а в другом направлении – назад к церкви. Он снова остановил машину у дома священника и постучал в дверь.

– Опять вы, – сказал священник, впрочем без особого огорчения.

– Désolé, mon père, – сказал Гамаш. – Скажите, Исидор до самой смерти жил в собственном доме?

– Да.

– Готовил еду, убирал, рубил дрова – все сам?

– Старое поколение, – улыбнулся священник. – Самодостаточное. Он гордился этим. Никогда не просил о помощи.

– Но старикам всегда помогали, – заметил Гамаш. – По крайней мере, так было в прошлом. Члены семьи присматривали за родителями и дедами.

– Верно.

– Так кто же приглядывал за Исидором, если не его дети?

– Ему помогал один из его шуринов.

– Он все еще здесь? Могу я с ним поговорить?

– Нет. После смерти Исидора он уехал. Насколько мне известно, старый месье Уэлле в благодарность оставил ему ферму. Кому еще было ее оставлять?

– Но он сейчас не живет на ферме?

– Не живет. Продал ее и уехал в Монреаль, кажется.

– Нет ли у вас его адреса? Я бы хотел поговорить с ним об Исидоре, Мари-Ариетт и девочках. Он ведь должен был их знать, верно? Так же как и их мать. – Гамаш затаил дыхание.

– О да. Она ведь его сестра. А девочкам он приходился дядей. Адреса его у меня нет, – сказал отец Антуан, – но его зовут Андре. Андре Пино. Теперь он и сам уже старый.