Доктор Клиффтон кричит:

– Айла! Зови на помощь! – Тон его голоса не терпит отлагательств. – Поспеши.

Я бегу к телефону, тяну Майлза за собой, когда Стивен восстанавливает дыхание, выбитое из легких.

– Только я могу помочь ей. Пожалуйста… – задыхается он, – позвольте попробовать.

***

К тому времени, когда приезжают полиция и врач, мы перенесли миссис Клиффтон в дом и уложили на кровать. Чтобы удержать ее, потребовались общие усилия Уилла, доктора Клиффтона, мои и даже Женевьевы, которая до этого лежала на полу без сознания от Гипноза. Мы держим миссис Клиффтон на кровати, а она бьется и вскрикивает, пока врач не дает ей какое-то достаточно сильное успокоительное. Она падает на кровать, постанывает, потом затихает и только иногда дергается.

Уилл ходит взад-вперед в изножии кровати, вытирает слезу ребром ладони.

– Что ты наделал? – тихо спрашивает доктор Клиффтон.

Стивен сидит на стуле в углу. Врач забинтовал обрубки его пальцев, и теперь его руки за спиной в наручниках. Трое полицейских окружают его, держа руки на пистолетах.

– Я изобрел кое-что, – говорит Стивен, – нечто новое, продолжение твоих вариантов, Малкольм. – Он поднимет взгляд из-под длинной пряди волос. – Однако что-то намного большее, чем они. Я называю их Добродетели.

Доктор Клиффтон делает глубокий вдох.

– Добродетели?

– Для начала – Спокойствие. – Стивен ерзает на стуле. – Я нашел способ достать и хранить его, – он говорит с ноткой гордости. – Работал и над другими: Храбростью и Радостью.

– С какой именно целью? – Голос доктора Клиффтона дрожит.

Стивен отвечает не сразу.

– Уверен, ты знаешь.

– Для продажи? – спрашивает доктор Клиффтон. Его тихие слова наполнены ужасом.

Стивен смотрит на него с вызовом.

– Ты отобрал у Матильды ее собственное Спокойствие! Ты такое чудовище! – гремит доктор Клиффтон.

– Я не забирал его у нее, – свирепо парирует Стивен, ударяя руками в наручниках о спинку стула, его бравада угасает. – Никогда бы у нее ничего не забрал.

– Мы закончим допрос в тюремной камере, Малкольм, – начинает начальник полиции, делая шаг к Стивену.

– Подождите, – говорит доктор Клиффтон. Он держит стеклянный флакончик в дрожащих пальцах. – Мне нужно знать, может ли он исправить то, что натворил.

Стивен сжимает челюсти.

– Это все очень новое. Я никогда не пробовал вернуть чье-то Спокойствие после того, как оно было забрано. Только дважды у меня случились успешные передачи Добродетели.

– Из скольких попыток? – рычит Уилл.

Стивен не отвечает, наконец говорит:

– Если не попробую, все это точно останется навсегда.

Доктор Клиффтон глубоко вздыхает, потом коротко кивает начальнику полиции.

Стивена освобождают из наручников, и он берет в руки странно выглядящий шприц. На его конце вырезанная деревянная птичка. Он наполняет шприц до конца из флакончика со Спокойствием, неловко работая из-за перебинтованных пальцев, а потом нежно гладит миссис Клиффтон по волосам.

– Ш-ш-ш, – говорит он, и его голос едва громче шепота, когда он прижимает иглу к ее шее. Потом он медленно вкалывает содержимое шприца.

– Ладно, – говорит он и ставит пустой флакончик на ночной столик, – разбудите ее.

Нужна минута, чтобы снять действие успокоительного в ее венах. Ее веки трепещут. Она пытается сесть, но ее удерживают ремни, которыми она привязана к кровати. Она бросает взгляд на наши лица, и ее глаза расширяются от страха и ужаса, и я чувствую, как эти эмоции появляются и на моем лице, когда понимаю, что она не узнает никого из нас.

А потом она снова начинает кричать, и этот звук, я уверена, будет преследовать меня всю мою жизнь.

Губы доктора Клиффтона искривляются. Он закрывает лицо руками, когда врач устремляется к ней, чтобы снова дать успокоительное.

Голос Стивена срывается:

– Простите.

Он вздрагивает, когда Уилл ударяет кулаком по стене.

А потом Стивена уводят.

***

Солнце, похожее на расплавленный воск, поднимается на следующее утро над полями за домом Клиффтонов. Майлз проскользнул в мою кровать, и я рада его теплу. Смотрю, как он спит, свободный от кошмаров во сне и наяву.

Миссис Макельрой приходит вскоре после рассвета вместе с Джорджем, двумя запеканками и новостями из города. Она сразу же начинает организовывать поток еды и цветов, которые уже скопились у закрытых ворот Клиффтонов, а потом шепчется с доктором Клиффтоном.

Двойная трагедия: семей Ларкин и Клиффтон – потрясла побратимы.

Остальные мероприятия Турнира отменены.

– Люди в панике. Лучше запереть все варианты, какие у вас есть, – продолжает миссис Макельрой своим самым тихим голосом. – Был набег на Рыночную площадь, и все варианты исчезли. Малкольм, люди злятся, – предупреждает она и многозначительно смотрит в моем направлении.

Доктор Клиффтон вздыхает, устало трет глаза и поворачивается ко мне.

– Ты и Майлз не должны выходить за пределы дома, – говорит он, – ни в коем случае.

Поэтому я выскальзываю через заднюю дверь. Ливень смыл все следы крови в саду. Трава блестит яркой весенней зеленью, и молчаливые цветы начинают прорастать из земли.

Мы с Майлзом не должны были приезжать сюда. Мы привели Стивена прямо к этому дому.

Я опускаюсь на землю и начинаю собирать цветы, охапки лилий и пионов: розовых, оранжевых, желтых, белых. Заношу их в дом, и Женевьева помогает мне расставить их в вазы. Потом, прямо как папа делал для мамы, приношу сад к миссис Клиффтон.

Раздвигаю занавеси спальни, чтобы не было ощущения могилы. Теперь глаза миссис Клиффтон закрыты, грудь колеблется дыханием. Рыжие волосы полыхают на подушке вокруг ее бледного лица, непричесанные и неуложенные. Я расставляю цветы ярким венком, окружающим ее кровать.

– Я так сожалею, миссис Клиффтон, – шепчу.

Майлз тихо стучит в дверь.

– Ты поела? – спрашивает он. Я вижу голубизну вен, бегущих под кожей его запястий, несущих кровь мамы и Стивена. Вина, как пальцы, проникает в мою грудь. Почему, когда бы наша семья ни соприкасалась со Стерлингом, все неправильное как будто сходится вместе, в комбинации, всегда оканчивающейся трагедией?

– Я скоро спущусь, – говорю. Он поворачивается, чтобы уйти.

– Майлз, – зову, и он останавливается, ждет в дверном проеме.

– Что?

– Я люблю тебя, – говорю ему.

– Знаю. – Он корчит рожицу, глядя на меня, но, прежде чем поворачивается спиной, я замечаю, как она превращается в еле заметную улыбку.