вечность. Если не считать двадцати галер Жерара Сидонского, у христиан практически отсутствовал флот, и проклятые Богом вавилоняне преспокойно подвозили в город провизию и всё необходимое из Каира. (Их транспорты с «гуманитарной помощью» составляли от семидесяти до ста кораблей).

После бракосочетания Ренольд решил съездить в лагерь под Аскалоном, хотя бы для того, чтобы зря не злить Бальдуэна. Почему бы не проветриться? К тому же, приличия ради, стоило попросить у короля официального разрешения на брак с княгиней.

Ход был избран абсолютно верный. Если бы молодой властитель Утремера вздумал взять наглеца под стражу, то вскоре открылось бы, что с Ренольдом всё равно ничего сделать нельзя, так как он теперь родственник, законный муж двоюродной сестры короля перед самим Господом Богом. Пришлось бы не голову ему рубить или выпроваживать на веки вечные из Заморской Франции, а отпускать с миром, да ещё и с подарками. (А то не по-христиански как-то получается, да и вообще не по-людски, Бальдуэн король всё-таки, а у кузины такая радость!)

Однако кое в чём Констанс и Ренольд просчитались. Вернее, перестарались. Узнав о решении строптивицы, король едва мог скрыть радость: наконец-то сваливалось с шеи хоть одно ярмо! Прозябавшая в отсутствие твёрдой руки правителя-мужчины Антиохия и лишившееся государя графство Триполи, да и у самого на границах неспокойно, а тут ещё и под Аскалоном застряли! Словом, Бальдуэн, который знал Ренольда как человека знатного и доброго рыцаря, вполне искренне благословил своего старого знакомого, и тот поскакал обратно, чтобы возложить на свои широкие плечи тяжкий груз власти.

Он возвратился в Антиохию в конце апреля, где после брачной церемонии (теперь уже официальной) принял в сильные, а порой и грубые, руки бразды правления княжеством, которым начал управлять с такой же прямотой и бескомпромиссностью, как и собственным дестриером.

* * *

А у короля Иерусалимского дела, чем дальше, тем больше, не клеились. Ну не везёт, и всё тут, хоть плачь! А ведь чуть было не взяли город! И все храмовники, черти жадные! Поразвёл венценосный дед божьих дворян на горе венценосному же внуку!

Случилось это в самом конце шестого месяца осады.

Великий магистр ордена Бедных Рыцарей Христа и Храма Соломонова Бернар де Тремелэ, как и полагалось доброму воину во время осады, находясь под стенами вражеской крепости, спал не раздеваясь и даже не снимая кольчуги. Ничего непривычного в этом для себя магистр не видел, он был рыцарем-монахом, служившим Господу прежде всего мечом, а потом уже молитвой. С самого момента основания братства Храма первоочередной задачей Юго де Пайена, первого магистра ордена, и его товарищей сделалось обеспечение безопасности паломников на территории Палестины. Это представлялось им куда более важным, нежели труд иоаннитов, построивших в Иерусалиме и прочих местах странноприимные дома.

Конечно, пилигриму нужен кров над головой и пища, а иные так ослабевали в пути, что им требовалась также и помощь лекарей. Однако, для того, чтобы христианин из далёкой Европы мог достигнуть Святого Города и вкусить от милости и щедрот человеколюбивых госпитальеров, было необходимо во что бы то ни стало очистить дороги от разбойников-мусульман и прочего сброда, любителей пограбить беззащитных людей. Королю Бальдуэну Первому затея рыцаря из Шампани пришлась по душе. Правда, вскоре король скончался, но его преемник, Бальдуэн Второй, человек, безусловно, мудрый и дальновидный, также понял и оценил важность предприятия и оказал ему всяческую поддержку. Юго с товарищами не только получили в распоряжение целое крыло королевского дворца, где основали свою резиденцию, но Бальдуэн и многие его бароны поддержали братство также и деньгами.

Авторитет первого магистра так вырос, что не прошло и десяти лет, как король отправил его в Европу в качестве своего эмиссара. Юго Пайенский оправдал доверие, он привёл Бальдуэну множество добрых рыцарей. Часть из них обосновалась на Востоке, многие вступили в орден Храма, численность которого и богатства постоянно росли, и неудивительно, ведь на Восток из своего европейского вояжа первый магистр Тампля возвратился с уставом, составленным для ордена самим святым Бернаром.

Всё бы хорошо, если бы не соперники, госпитальеры. Они начали свою деятельность в Святом Городе ещё до крестовых походов и представляли собой чисто монашескую организацию, как бы филиал ордена бенедиктинцев. Однако, прослышав об инициативе Юго Пайенского, их новый магистр, хитрец Раймунд дю Пюи, сразу же заявил королю, что и его иоанниты готовы одной рукой держать крест, а другой — меч.

Король приветствовал намерения Раймунда. Оно и понятно, ведь если братство Храма ещё только создавалось, госпитальеры являлись уже мощной организацией, а магистр её был человеком не только честолюбивым, но и мудрым. Он заметил, что идея Юго не нова, поскольку дружины вооружённых монахов существовали уже во времена Первого похода, ибо и сам легат папы Урбана Второго, знаменитый Адемар дю Пюи и его клирики на протяжении всей экспедиции не снимали с себя доспехов и сражались ничуть не хуже любого из светских рыцарей.

Итак, узнав о том, что тамплиеры собираются принять участие в походе на Аскалон, Раймунд дю Пюи заявил, что и госпитальеры не покинут короля в богоугодном, можно сказать, святом деле.

«Как же! — злорадно ухмыльнулся Бернар де Тремелэ, услышав об этом. — Старая лиса! Так тебя и волнует святость! Просто ты знаешь, что дело верное, и не хочешь отстать от нас, когда будут делить добычу! Там, где настоящая опасность, твоей братии не сыскать днём с огнём! Где были вы, когда благочестивые рыцари храма вели дружины короля Луи горными перевалами, кишевшими лучниками-сарацинами? То-то! Так что ж говорить о богоугодности? То был поход, благословлённый самим папой и святым Бернаром из Клерво!»

Нелюбие между двумя орденами возникло практически с самого основания братства Храма. Если высшие иерархи: магистры, сенешали, марешали и коментуры вели себя внешне дружелюбно по отношению к соперникам, то простые рыцари и их слуги не скрывали враждебности. Оттого-то король и отвёл для стоянки обоим орденам места в разных концах лагеря. Как и полагалось в те времена, стены осаждённого (как, впрочем, и обороняемого) города делились на сектора, каждый из которых поручался командиру достаточно большого отряда, например, дружине какого-нибудь барона или графа или, как в данном случае, магистру ордена.

Господь ясно продемонстрировал, кому выказывает он своё расположение; язычникам удалось уничтожить осадные сооружения, выросшие на участках других вождей христиан, а вот огромная башня, так называемая беффруа, построенная храмовниками, уцелела. Бернар де Тремелэ едва скрывал обуревавшую его гордость. Он как-то забыл о том, что возводили башню франки все вместе, не обошлось,