Она бы позвонила Джейку, чтобы поговорить, но понимала, что у него и без этого хватает забот. Предательство Кармен и Эбби, проблемы Эмилии с Джо Мэсси – она знала, что он тонет в печали.

На десятый день женщина наконец увидела его совершенную фигуру. Он бежал по Сансет-Роуд почти как спринтер. Марго двигалась гораздо медленнее, хотя и чувствовала себя легче, и колени стали крепче. Он быстро нагнал их с Филиппом и замедлил шаг возле них.

Джейк наклонился, втягивая в себя октябрьский воздух. Он был без рубашки, потный, в очень коротких желтых шортах и новеньких кроссовках. Они улыбнулись друг другу, и она спросила:

– Ты готовишься к чему-то?

– Вовсе нет. Я просто нахожу это гораздо более здоровым механизмом преодоления, чем большое количество вина. – Он потрепал Филиппа за шею.

Она для приличия поинтересовалась здоровьем членов его семьи и перешла к волнующему ее вопросу:

– Мы должны поговорить о том, что произошло.

Он кивнул, вытягивая левую ногу назад, чтобы размяться.

– Не знаю, простишь ли ты меня за то, что я так поступил. Заявился к тебе пьяный…

– Тебе ни в коем случае не нужно извиняться! Произошло то, что произошло. Это было весело! Даже слишком весело. Но очень важно, чтобы мы оставили это в прошлом. Меня мучает чувство вины. Гора видела достаточно неприятностей за последнее время. Настало время кому-то подняться и стать образцом для подражания.

– Чудесная была ночь, правда? Я просто обязан это сказать. Я ни секунды не жалел о случившемся. Ты – нечто особенное. – Он глубоко вздохнул. – Но, безусловно, ты права. Эта Гора видела достаточно.

– Ты рассказал Кармен?

– Да. Мне пришлось это сделать.

Марго подозревала, что Джейк так поступит; он был именно таким парнем.

– Она, наверное, готова убить меня.

– Нет, вовсе нет. Она нисколько тебя не винит. Ведь это я притащился к твоей двери. Ты не сделала ничего плохого.

И все же Марго определенно боялась Кармен. Эта женщина была не из тех, кого ты хотел бы иметь в качестве врага.

– Ты ведь не скажешь Эмилии, правда?

– Нет, конечно. Ее это не касается. Нам пора двигаться дальше. Буря закончилась. Мы сейчас должны заботиться друг о друге.

– Ну что ж, – сказала она, – я рада, что мы с этим разобрались. Джаспер говорит, вы начинаете запись в пятницу.

– Думаю, мы готовы к этому. Мне давно не было так хорошо.

– Он очень взволнован.

– Он собирается взорваться на сцене. Ты ведь это знаешь, правда?

Марго кивнула:

– Я давно это знаю. – Она осторожно потянула Филиппа за поводок и двинулась дальше. – Еще увидимся, Джейк.

– До скорой встречи, – помахал он в ответ.

В День Благодарения в Восточном Вашингтоне сияло голубое небо, воздух был свеж, чист и прозрачен. Прекрасный осенний день, хотя все понимали, что до холодов уже недалеко. Скоро нельзя будет, надев свитер и шляпу, отправиться на прогулку по виноградникам или на вершину Баджера и Красной горы. Наступающая зима принесет с собой погоду, которая заставит вас сидеть у камина, смотреть в окно на снегопад, читать книги и наблюдать за морскими ястребами. И так вплоть до февраля, когда температура снова достигнет отметки в шестьдесят градусов.

Сегодня определенно стоял один из последних погожих дней в году, и Отис действительно был благодарен в День Благодарения. Он провел ночь с Джоан, они пили кофе и смотрели, как течет река Колумбия. Прошло уже шесть недель с тех пор, как доктор сказал ему о неоперабельной аневризме. Его мысли все еще были в полном беспорядке, а рука все еще дрожала, но за эти недели произошла глубокая метаморфоза, и теперь ничто не говорило о возможной капитуляции. Он в точности следовал инструкциям Джоан, меняя свои привычки в еде, упражняясь, медитируя, визуализируя. И он делал это не потому, что она нависала над ним, словно сержант на строевом плацу. Нет, она просто поставила его на тропинку и отошла. Она возложила всю ответственность на него самого, как и должно быть. Большинство ночей они проводили вместе. Иногда они менялись ролями, и тогда Джоан многое узнавала о виноделии, помогая Элайдже в лаборатории и делая все возможное, чтобы стать частью процесса. Отис научил ее распознавать оттенки вкуса и недостатки, а также важный аспект понимания вина – контекстуальный.

Что же касается попыток вернуть к жизни собственные ощущения, Отис придерживался практики, которой его обучила Джоан. Практически каждый день он находил в себе мужество, надеялся и верил, что, если будет продолжать в том же духе, то, возможно, снова почувствует запах и вкус. Практически каждый день, иногда по нескольку раз, он садился или ложился и посещал свой мозг, пытаясь зажечь нейроны, работая над положительной нейропластичностью, позволяя своему мозгу исцелиться. В этом был смысл. Прислушиваться к своему телу. Есть здоровую пищу. Делать упражнения. Не курить трубку. Найти немного покоя и присутствия. И подготовить мозг к перестройке нейронов, которые, как он надеялся, однажды вернут ему утерянные чувства.

В другие дни он так злился, что ругался, кричал, бил кулаками по стенам и устраивал истерики. Кем, черт возьми, он себя возомнил, пытаясь изменить свой мозг, излечить эту аневризму?! Но он все равно не сдавался. В нем было достаточно веры, чтобы продолжать двигаться вперед.

Он не стал рассказывать доктору о методах Джоан. Не потому, что не верил в них, а потому что не хотел, чтобы врач сказал ему, что его возлюбленная – сумасшедшая.

Потому что знал – это не так. Джоан Тоби была шаманкой, Чудо-женщиной, мистиком, который мог глубоко проникать в человеческие души, целителем, который помогал людям, когда большинство опускало руки.

Вот и сейчас она, одетая в халат, потягивает кофе, скрашивая его утро, даже не сказав ни слова. Интересно, что творится в ее голове? Но на самом деле он знал. Она вообще ни о чем не думала. Она просто существовала. Она много ему рассказывала об этом.

Она как никто умела увидеть красоту жизни. В любой момент она могла сказать: «Ты чувствуешь этот запах?» или: «Ты слышишь это?» или: «Ты видишь это?». Встретив во время прогулки незнакомую собаку, она будет совершенно очарована. И будет рассматривать ее бесконечно. Или сорвет цветок – и не выпускает из рук в течение часа. Она находила волшебство в самых незначительных вещах: в звоне колокольчиков на веранде, качающихся на ветру, в очертаниях облаков, в сиянии утра.

Несмотря на ее наставничество, Отис еще не овладел искусством просто быть. Он старался, и ему нравилось стремление к покою, но его разум был так же активен, как и его ульи. Он столько лет совмещал кучу проектов, что привык к многозадачности: что он должен сделать днем, что забыл купить в магазине, какие незаконченные дела есть на ферме, как его ви́на продаются в Сиэтле, и так далее, и тому подобное.