Остальная часть допроса прошла как в тумане. Когда отец повел ее обратно на стоянку, Эмилия поняла, что сегодня – поворотный день в ее жизни. Она лицом к лицу столкнулась со злом. Невинность детства, прекрасный добрый мир – их больше не существовало. Все заменила реальность – мрачная, пустынная, опасная и эгоистичная. Обряд ее посвящения состоялся.

Отис открыл глаза и повернулся, чтобы увидеть свою королеву, лежащую рядом с ним. Они находились в доме Джоан, где он в последнее время проводил ночи. Они старались быть вместе почти каждую минуту в течение недели, и он был на вершине мира. Чувствовал себя новым человеком.

Глядя на прекрасную женщину, от которой, казалось, исходил свет, он думал о счастье быть рядом, делить с ней постель, просыпаться подле нее. Вид спящей Джоан вызывал у него трепет и заставлял его сердце замирать от восторга.

Она улыбнулась, не поднимая век.

– Ты опять смотришь на меня?

– Виновен.

Она открыла глаза и выглядела, как и каждое утро, отдохнувшей, готовой к свершениям.

– Я так хорошо спала…

Отис нашел ее руку под одеялом.

– Я очень хочу рассказать тебе, что чувствую. Прямо сейчас.

– Прямо сейчас?!

– Да. Я одержим тобой, Джоан. Я люблю тебя. Я люблю тебя и не хочу потерять. Это чувство переполняет меня, оно огромное и искреннее. И… и… это правда. Я не знаю, что свело нас вместе, но я уверен, что прожил свою жизнь и прошел свой путь, чтобы это наконец случилось. Ты меняешь меня. Ты меня пробуждаешь.

– Да ладно тебе, остановись! Ты очень милый, Отис. Но не я меняю тебя, ты это делаешь сам.

– Вообще-то я серьезно. Не думай, что я буду твердить это постоянно. Вовсе нет. Так что слушай!

– О, я догадываюсь. Ты собираешься вновь стать суровым Отисом!

– Совершенно верно. Так что прими это как факт и знай, что я абсолютно серьезен. Я никогда не думал, что со мной это может случиться вновь. – Он на мгновение задумался. – Но это не то же самое, что я чувствовал к Ребекке. Не лучше и не хуже, просто что-то новое и необычное. Оно только наше. Я люблю тебя, Джоан Тоби, всем сердцем. Ты – моя мечта, ставшая явью.

Джоан повернулась на бок и с нежностью взглянула на него.

– Я тоже тебя люблю.

– Похоже, ты ненормальная.

– Несмотря на все твои недостатки, перечислить которые у нас сейчас не хватит времени, ты – нечто особенное. – Она улыбнулась. – То, что ты в себе не терпишь, я люблю больше всего. Мне нравится твой ворчливый настрой. Я люблю даже твои вонючие ноги.

– Вонючие ноги?! Это запах настоящего мужчины!

– Мне нравится, что ты ни минуты не можешь усидеть на месте. Мне нравится, как ты всегда стараешься убраться. Я люблю твой агрессивный стиль вождения.

– Ну точно: ненормальная. Ты любишь то, чего больше никто не любит. Я удивлен, что этот дом не заполнен бездомными щенками.

– Ты моя маленькая собачка. – Она поцеловала его в щеку, провела пальцами вниз по животу и обняла его. – Кое-кто принял сегодня утром таблетку?

– Я этого не делал.

– Тогда давай не будем упускать этот чудесный момент, – улыбнулась она.

По дороге домой Отис поймал себя на том, что насвистывает мелодию Сиднея Беше.[91] Он не мог припомнить схожего ощущения беззаботности за всю жизнь. Возможно, много лет назад, когда он встретил Ребекку в автобусе до Вудстока. Как это странно, когда на седьмом десятке – состояние свободы и полета! Он сам себе не верил. Он был влюблен. Прошло много-много лет с тех пор, как он испытывал это удивительное чувство.

И он хотел насладиться им сполна. Прожить вторую молодость в шестьдесят четыре года? Непостижимо!

Ровно десять дней (черт возьми, Отис точно знал, сколько именно дней!) он ел здоровую пищу и практиковал то, чему его научила Джоан: медитацию и визуализацию, здоровый образ жизни. Нет, ничего не случилось, никаких невероятных чудес, но он был прилежен. Он не курил трубку и не притронулся к красному мясу, если не считать вяленой говядины, съеденной два дня назад. Он действительно работал над собой как проклятый.

Свернув на гравийную дорожку, ведущую к дому, он миновал своего соседа Генри Дэвидсона, который бродил по заднему двору и звал свою австралийскую овчарку. Впервые за долгое время Отис не увидел Коди прикованным к столбу. Может быть, бедняга наконец-то сбежал?

Отис въехал к себе во двор и вышел из грузовика. Собака появилась из ниоткуда, подбежала к нему и стала запрыгивать на него.

– Ложись, приятель. Лежать! – Отис опустился на колени и погладил пса. – Что ты здесь делаешь? – Тот гавкнул. – Я могу только догадываться. Как ты умудрился заполучить такого говнюка-владельца, а? Удачная жеребьевка? – Отис почесал его за ухом. – Жаль, что я не могу пустить тебя в дом, мой друг. Хотя очень хочу. Но в наши дни за кражу собаки могут пристрелить. Твой хозяин – не самый хороший парень на свете.

– Коди! – раздался голос откуда-то издалека. – Тащи сюда свою задницу, Коди!

– Мне кажется, он нашел тебя, – сообщил Отис.

Генри, тяжело ступая, направлялся к ним.

– Похоже, кое-кто устал сидеть на цепи, – сказал Отис.

– Похоже, кое-кто напрашивается на порку.

Пес отскочил от хозяина и спрятался за спину Отиса. Тот представлял, насколько свиреп может быть Дэвидсон, но его это не волновало.

– Ни одна собака в мире не заслуживает порки.

– Коди! Немедленно тащи свою задницу ко мне!

Тот не послушался.

– Коди! – Генри бросился к нему. – Сядь ты, гребаный ублюдок. Я выбью из тебя все дерьмо, если ты не сядешь!

– Послушай-ка, приятель, – вмешался Отис уверенно. – Не смей так обращаться с собакой. Ты знал что-нибудь об отношении к животным, пока рос?

– Тебя не касается, что я делаю со своей собакой.

– Все, что происходит на моей земле, мое дело, сынок. С животными так не обращаются.

Генри кинулся к Коди в обход Отиса. Пес в страхе капитулировал, перевернулся на спину, закрыв глаза, зная, что сейчас его ударят.

Сосед схватил его за ошейник, размахнулся и сильно ударил по морде. Коди взвизгнул. Мерзавец опять замахнулся и нанес удар.

Отис не дал ему сделать это в третий раз. Обхватил его за шею и дернул вверх, перекрыв доступ кислорода.

– Я ведь, кажется, сказал, что с животными так нельзя? – Генри попытался вывернуться, но Отис крепко держал его. – Угомонись, – сказал он. – Я не собираюсь ссориться, но на моей территории нельзя вести себя подобным образом. Ни одной минуты, черт возьми! Сейчас я отпущу тебя, и ты отправишься домой. Собака останется тут, пока ты не успокоишься. Ну так что? Отпускаю?