Джоан ахнула, увидев такую красоту и возвышающийся на другом конце стола торт лимончелло с глазурью из маскарпоне. Марго просияла от гордости. Даже в самые тяжелые периоды депрессии она не переставала верить в свой кулинарный талант.

Несмотря на продолжающееся строительство, она позаботилась о том, чтобы столовая была идеальной во всех отношениях. Ее увлекало не только приготовление отличной еды, но и создание соответствующей обстановки, высококлассная сервировка блюд и презентация в целом. Ее торт напоминал произведение искусства, так что воткнуть в него нож казалось преступлением.

Они вошли через вращающуюся дверь на кухню и обнаружили Джаспера и Эмилию скребущими кастрюли и сковородки; было похоже, что их это развлекает. Волосы девушки немного отросли, и если раньше казалось, что ей для завершения образа не хватает татуировок и пирсинга, то теперь она была идеальным типажом для роли Динь-Динь[93]. Марго нравилось, что молодые люди стали хорошими друзьями. Ей хотелось, чтобы их дружба переросла в нечто большее, но она знала, что никогда не сможет принудить их к этому.

Джаспер прочитал вслух записку об обете молчания и воскликнул:

– Это круто! Отличная идея! Вы не будете разговаривать до завтра?

Джоан утвердительно кивнула. Эмилия согласилась:

– Мне тоже это нравится. Мой папа считает, что разговоры – пустая трата времени.

Вскоре прибыл Брукс с отцом и братом, а за ними Форестеры. Марго обнимала и целовала всех и вскоре стояла перед Кармен, немного растерянная и встревоженная, не зная, чего ожидать. Они мгновение смотрели друг на друга – две женщины, которые делили мужчину. Потом Кармен сказала:

– Счастливого Дня Благодарения!

– Спасибо. И тебе.

Кармен раскрыла объятия, обвила Марго своими длинными руками, крепко прижала к себе и прошептала ей на ухо: «Надеюсь, он тебе понравился». Женщина смущенно улыбнулась и повела всех на экскурсию, которая закончилась в столовой.

Они осыпали хозяйку комплиментами по поводу ее гостиницы, сервировки стола и торта. Ей было очень приятно, и она поспешила на кухню за остальными блюдами.

Марго никогда не хотелось подавать на День Благодарения индейку, однако бывший муж не позволял изменять традиции. Но это был ее вечер, и сегодня все будет вегетарианским!

Стол ломился от яств: знаменитая запеканка Марго из брокколи, озорное картофельное пюре и еще более озорные макароны с сыром, фиолетовая и белая спаржа, брюссельская капуста, огромная ваза с салатом из листовой зелени, свежий очищенный зеленый горошек, домашние приправы и хрустящий хлеб из Уолла-Уолла с маслом с местной молочной фермы.

Ужин начался с поднятого в честь Красной горы бокала, а затем присутствующие взялись за еду, словно армия римских легионеров, захватившая маленькую деревню.

К середине ужина Марго поймала себя на мысли, что ничего не ест, только смотрит на присутствующих: на Джаспера, без конца болтающего с Эмилией; на Джейка, обнимающего Кармен; на Брукса, целующего Эбби, несмотря на все пережитое ими; на смеющихся Чарльза и Шея, сидящих вместе; на флиртующих Джоан и Отиса – конечно же, безмолвно; на Луку, играющего с картофельным пюре; на всех, набивающих животы и улыбающихся. Несмотря на все безумства и драмы, которые случились с ними, они излучали жизнь и энергию, и Марго поняла, что нашла свой дом. Не просто жилище. Именно дом.

Именно в этом приподнятом настроении у Марго случилось озарение: они с Джаспером должны позвонить Рори. Марго подала знак сыну, и они вышли на улицу, пробираясь по дорожке, освещенной фонарями, мимо фонтана, привезенного из Франции, который, хотелось надеяться, скоро заработает благодаря Рону.

– Я думаю, мы должны позвонить твоему отцу, – заговорила Марго. – Мне кажется, мы должны пригласить его на твой концерт.

– Серьезно? На днях я думал о том же самом. Ты уверена, мам?

– Абсолютно. – Она вытащила телефон из кармана фартука и, не задумываясь, набрала его номер. Женщина давным-давно удалила его из своих контактов, но, вероятно, никогда не забудет эти цифры, начиная с кода штата Вермонт. Услышав его голос, произнесла:

– Рори?

– Марго? – Он был поражен.

– Счастливого Дня Благодарения!

– И тебе. Не могу поверить, что слышу это от тебя. Как у вас дела? Столько времени прошло…

– У нас все хорошо, – ответила она. – Наконец-то мы чувствуем себя как дома.

Он запнулся, и Марго предположила: он, должно быть, решил, что она звонит, чтобы сообщить о своем возвращении.

– Это… это отлично!

– Я не хочу, чтобы ты понял все неправильно, но знай – я прощаю тебя. Мы приняли правильное решение развестись, и я не собираюсь каким-либо образом возрождать наши отношения, но хочу, чтобы ты знал: я прощаю тебя и желаю всего самого хорошего.

В его голосе зазвучали добрые нотки:

– Ты не представляешь, как мне это было необходимо! С тех пор как ты уехала, я извожу себя. Я похудел на тридцать фунтов. Я в ужасном раздрае.

Она не собиралась жалеть его:

– Может быть, это тебе на пользу.

– Прости. Я действительно заслужил все это. Как поживает наш сын? Я так по нему скучаю, Марго.

– Он хочет поговорить с тобой.

– Правда?!

Марго передала трубку Джасперу.

– Пап? Да, у меня все в порядке. – Он какое-то время продолжал отвечать на вопросы отца, а потом сказал: – Ты когда-нибудь слышал о Folkwhore? Да, тот самый. Я тут репетирую с их вокалистом Джейком Форестером. Да, он живет здесь. В субботу вечером у нас совместный концерт. Мы с мамой подумали, что ты захочешь приехать. – Джаспер был в восторге от разговора с отцом, почти подпрыгивал, когда делился новостями. Неважно, насколько плох отец, он все равно твой отец, и у него все еще есть большая власть над тобой.

Они проговорили еще несколько минут и тепло распрощались. Марго и Джаспер неторопливо вернулись в гостиницу, оба счастливые. Не потому, что Рори заставил их светиться, а потому, что темное прошлое было спокойно уложено в постель в ту ночь. Мать и сын знали, что с этого момента они больше не будут носить публичную измену Рори, как оковы. Это будет просто давнее воспоминание.

В столовой уже ощущалось действие вина. Кто-то увеличил громкость стереосистемы на несколько делений, и свинг начала сороковых в исполнении Гленна Миллера заставил всех, кроме Отиса и Джоан, повысить голоса. Звон вилок прекратился, и теперь стол был вовлечен в одну дискуссию, достаточно интересную, чтобы объединить всех.

– Я просто поражен, Отис, – горячился Брукс, – как ты можешь молчать?! Я знаю, что мы не хотим слишком сильно переживать из-за случившегося, но я пытаюсь представить, как ты пишешь в своем блокноте заметки копам… Должно быть, они решат, что ты сошел с ума!