души, – громко возвестил отец Семион, подняв палец к небу, словно в назидание, – а может, и демон то был. И кто бы он ни был, место ему в аду, и тот, кто помогал его туда отправлять, тому это на Страшном суде зачтется. Помолимся, дети мои.

Волков тоже прочел короткую молитву, осенил себя святым знамением. Все делали то же самое.

Больше тут нечего было делать, кавалер сел на коня:

– Пруфф, проследите, чтобы ничего тут не осталось, все забирайте.

– Не волнуйтесь, господин кавалер, до ночи управимся, – обещал капитан. – А этого, – он кивнул на костер, – хоронить не будет времени.

– Пусть его крысы хоронят и псы бродячие, – бросил Волков и поехал догонять обоз, в котором за город катилась его драгоценность – рака с мощами святого великомученика Леопольда.

Ротмистр Брюнхвальд был настоящим офицером, не чета капитану Пруффу. Выехав из города, кавалер увидел, как на месте у реки, где фон Пиллен дозволил им разбить лагерь, вовсю идут работы. Одни люди ротмистра рубили деревья у реки, ставили рогатки вокруг лагеря и на берегу, заготавливали дрова, а другие копали землю, окапывались, словно собирались драться с кем-то.

Когда Волков подъехал к лагерю, Брюнхвальд вышел к нему и стал объяснять:

– Одну полукартауну поставим прямо напротив ворот, вторую правее, а кулеврины вынесем ближе к берегу, думаю, что с воды они вряд ли полезут, но я велел и там выкопать капониры. Слева и сзади у нас будет фон Пиллен. Поставим караулы у оврага и у реки, врасплох нас не застанут. Мощи поставим в центре, у вашей палатки. Я велел сколотить помост вам под палатку и окопать его.

В другой раз кавалер мог бы сказать ротмистру, что палатки у него нет и что спит он в телеге, не постеснялся бы. Но теперь Волков захотел произвести впечатление. Глупая гордыня. Он кивнул в ответ Брюнхвальду и произнес:

– Лучше лагеря я бы не разбил.

Потом, подъехав к Рохе, сказал:

– Где-то в телегах шатер Ливенбаха. Найди и вели поставить мне. Брюнхвальд уже место приготовил.

– Брюнхвальд добрый офицер, – кивнул Скарафаджо, – дело знает, а какой такой шатер? Красный с гербами?

– Да. Поставь, зря, что ли, человек место готовил.

– Сделаю.

Едва Роха и четыре солдата поставили роскошный шатер, в котором могло запросто устроиться на ночлег десять человек, как пришел Брюнхвальд:

– Дьявол, Фолькоф, вы специально злите еретиков?

– Чего? – удивился кавалер. Он только собирался зайти внутрь палатки.

– Убили их вождя и ставите его шатер у них на виду. Его же видно с того берега реки. – Ротмистр засмеялся.

– Да вряд ли они увидят с того берега, – махнул рукой кавалер. – К тому же другой палатки у меня нет, я до сего дня спал в телеге.

Теперь они смеялись вместе.

День уже покатился к вечеру, когда пришел очередной обоз с винного двора, солдаты, что прибыли с ним, сказали, что осталось еще немало вещей, но до темноты все перевезут в лагерь у реки. Кавалер начал волноваться, он хотел закончить переезд сегодня и ничего не оставить в городе и поэтому сам поехал сопровождать пустые телеги. Но волновался он напрасно, Пруфф уже собрал все, что осталось, ничего не бросил. И как только телеги прибыли, вещи быстро погрузили.

Последние вещи уже поднимали на подводы, когда к кавалеру подошел брат Ипполит.

– Господин, а как же нам быть с тем солдатом? – спросил монах.

– С каким солдатом? – не мог вспомнить Волков.

– С хворым, господин, что лежит в доме напротив винного двора. Может, мне остаться с ним, пока он не преставится?

– Пошли поглядим, – кавалер слез с коня, чтобы размять ноги.

Волков, брат Ипполит и Ёган подошли к дому, что был напротив ворот склада, монах открыл дверь, и они вошли внутрь: там в большой комнате, прямо на столе, как покойник, лежал солдат, он был без сознания, всю грудь его покрывали язвы, на шее, под челюстью надулись огромные лиловые волдыри.

– Солдат, ты слышишь меня? – позвал кавалер.

– Он не слышит вас, господин, он почти все время в беспамятстве, приходит в себя – только воду пьет, – ответил монах. – Думаю, что останусь тут с ним на пару дней, более он не протянет.

Кавалер глянул на юношу и протянул руку Ёгану:

– Ёган, арбалет.

– Господин! Что вы надумали? – монах в ужасе уставился на Волкова.

– Ты причащал его? – спросил тот, ожидая, пока слуга натягивал тетиву.

– Нет, не по сану мне, только смотрел за ним да молился.

Волков взял взведенное оружие.

– Не делайте этого, господин. Грех это.

– Он не выживет? – спросил Волков.

– Кто ж после чумы выживает?

– Ну, тогда то не грех, если я буду тяжко умирать, так не дайте мне мучиться, – кавалер поднял оружие.

– Господин! – монах встал перед ним.

– Я не оставлю тебя тут, завтра поутру в городе будут еретики, знаешь, что они делают с монахами?

– Что? – спросил юный монах. – Вешают?

– Бывает, что и вешают, бывает, что и жгут, а бывает, что и просто бьют, учитывая, что недавно мы убили их предводителя, – бить тебя будут сильно, так что молись за этого бедолагу, монах, и уйди. – Волков отодвинул монаха в сторону и, не целясь, выпустил болт. Солдат руку поднял вверх, как только болт вошел ему в голову, он словно пытался что-то схватить, то, что ускользало от него, и потом сразу умер. Рука упала и свесилась со стола.

Не говоря ни слова, кавалер сунул арбалет слуге и пошел прочь из провонявшего смертью дома.

Все уже было готово, все собрано и уложено. Телеги выходили со двора, двор опустел. Он был замусорен и загажен, он вонял, а посредине чернела большая куча пепла и головешек, которую никто не ворошил и убирать не собирался. Кости колдуна Волков оставил хозяевам двора, теперь это была их доля.

Волков выехал со двора последним, с ним был Ёган, а перед ним, за телегой с седлами, шел брат Ипполит, читая молитвы.

Кавалер знал, что победил. Он взял, что хотел, не оставил в городе своих людей, получил большую добычу и славу, поверг славного и сильного врага, сжег мерзкого, злобного колдуна. Рыцарь выезжал из ворот последним, и это был уже не тот человек, что въезжал в них.

Тот человек был рыцарем авансом, рыцарем милостью жирного попа, волнующийся и неуверенный. Покидал город уже настоящий рыцарь, с верными людьми, с уважением и богатством. Рыцарь уставший, но все еще сильный.

У самых ворот он остановился и обернулся. На город Ференбург опускались сумерки. Волкову пришлось здесь