Я была рада, что Бея здесь, хоть она и лежала с таким видом, что ее тут нет.

– Парни, думаю, ушли на работу. – Я и правда не знала.

– Работают, значит. Супер, – сказал он. – Круто-круто. Я бы тоже не прочь чем-нибудь таким заняться, но мне деньги не нужны. Ну да. – Он важно кивнул. – У вас тут все хорошо? Красивый клочок земли, да? Можете оставаться здесь, сколько хотите. Mi casa es su casa![10] Мой дом – наш дом, понимаете? Дом Ганса открыт для всех, кто нравится Гансу и кому нравится Ганс.

– Я хочу наружу, – сказала Бея.

– Не проблема, – отозвался Ганс.

– Она сейчас не очень может ходить, – объяснила я.

– Не проблема, – повторил он.

– Для меня – проблема. – Бея покачала головой так, как обычно делают родители. Взяла бейсболку Оле и надела ее. Я помогла ей выйти на террасу.

– Закрой дверь. Я не хочу это дерьмо слушать, – усевшись, сказала Бея.

Я бы с радостью возразила. Что за фигня? Ты что, думаешь, я хочу это дерьмо слушать?

– Дверь остается открытой! – ответила я. И даже показала пальцем.

Бея кивнула. Потом ухмыльнулась:

– Есть!

– Ты милая! – снова заговорил Ганс. – Мне как-то нравится, какая ты. Ты такая сильная и… Это сразу замечаешь. Я это сразу увидел. Вошел и тут же понял: она тут главная. Тут решает она. – Он постучал пальцем себе по носу.

Бея на террасе молчала.

– По-моему, шикарно, что вы тут оттягиваетесь. Правда, респект. Это что-то! Мне уже мальчишки понравились. Как они вам помогают, все такое. Но вы. ВЫ! – он покивал раз двадцать. – Правда! Это ж как показать миру красную карточку. Вот! Держи! Хрясь! – Он хлопнул размашистую пощечину в пустоту комнаты. А потом снова покивал раз двадцать. – Вам говорят: вот школа, карьера, все дела, давайте не расслабляйтесь, все такое, учите английский, а вы что делаете? Вы правда очень крутые, по-моему! Вы просто идете в лес! Черт, по-моему, это офигенно! – Тут он потряс головой раз тридцать. – Знаешь, мы просто тупо жрали таблетки. Все время закидывались. Туса, туса. Такой крутяк у нас бы не вышел. Правда – респект. Просто отправиться в лес и жить там. Вот это, по-моему, современно. Знаешь, это станет новым трендом. Уходить в лес. Без наркоты, без ничего. У вас же наркотиков не было, да?

Я покачала головой.

Он тоже. Десять раз.

– Не, вы просто даете. Круть! – Он встал, поднял руки к небу и крикнул «КРУТЬ!», как будто его команда забила гол. Потом стал оглашать домик кричалкой «По-ко-ление ЛЕС!». Снова и снова.

Бея на террасе стучала в такт по деревянному столу.

«По-ко-ление ЛЕС!» Ганс не останавливался. Лицо у него делалось все краснее, а он сам – все счастливее. Потом он закрыл глаза и прошептал это еще пару раз. Бея застучала тише.

Это было и безумно, и красиво одновременно.

Когда Ганс открыл глаза, казалось, что он возвращается в домик откуда-то издалека – ребенок, вернувшийся домой с ярмарки, не мог бы быть счастливее. Он поморгал и снова сел на диван.

Я подумала, почему бы не спросить напрямую, и сказала:

– Ганс, это ты носил нам собачьи консервы? И булочки?

Он долго на меня смотрел, а потом загадочно улыбнулся:

– Хотите, историю расскажу? Настоящую?

Я что, кивнула? Нет, не кивала.

– Итак, история начинается. Так вот, когда я был молодым – ну, не так чтобы совсем, мне тридцатник тогда был, – как-то ночью сюда в окно постучали. Старческая рука. Но настоящая. Только рука. С длинными тонкими пальцами, они стучали у меня тут по ставням. – Он показал на окно на узкой стене домика, где стоял спальный диван. – Посреди ночи. И не так, что Ганс никогда не пугается. Вообще-то в молодости я много пугался. Ух, как я пугался. Я как-то принял наркотиков. Ну, неправильных. Из Чехословакии. Лекарство. Для чокнутых. Мы всегда говорили: «Это для чокнутых, которые уже чокнулись, или для людей, которые хотят чокнуться. Или для чокнутых, которые хотят чокнуться. Или для чокнутых, которые хотят чокнуться еще сильнее. Если задуматься об этом, точно чокнешься». – Он весело и непринужденно засмеялся. – Но ничего лучше до воссоединения страны не было. А вот потом уже были кое-какие очень интересные штуки. Тогда можно было купить классные ощущения, но иногда и очень страшные. И стоили они одинаково. И никогда не знаешь, что от них будет. Классно или страшно. По большей части было классно. Но иногда и страшно. В общем, риск. Деньги-то обратно не вернешь, если будет фигня. Представь, ты идешь к такому чуваку, который у себя в подвале бодяжит классные ощущения, и говоришь ему: «Старик, вчера на танцах в клубе с потолка вылез дракон». Прям рядом со стробоскопом. Такой большой зеленый дракон, ярко светится. И этот дракон тебя засосал. Прямо в потолок, а потом в вентиляцию. И там везде драконы, все в драконах. Вообще не знаю, как я в тот день домой дошел. Весь город горел. Я думал, не стоит его палить просто потому, что коммунизм не победил. Не стоит всем сердцем привязываться к одной идее. Знаешь почему? Потому что у идеи сердца нет. Идея не ответит тебе взаимностью. Поэтому я и в армию германской пердократической пердублики не ходил. Это как атомная бомба во имя мира. Все эти чертовы разработки урана здесь. Все это излучение. И они говорят, что это я чокнутый. Я сказал, что оружие в руки за это картонное отечество не возьму. Уж лучше буду в бога верить. И тогда меня послали в строительную часть. Родители же меня выставили, и я с тех пор жил здесь, в этом домике.

Ганс уютно откинулся назад.

– А с рукой-то что случилось? – спросила я.

– С какой рукой? – его глаза растерянно уставились на меня, будто он в жизни ни о какой руке не слышал.

– Рука у твоего окна, – напомнила я. – Которая стучала.

– Да, черт, она стучала в окно посреди ночи. И тогда я открыл ставню, вот эту вот – это можно сделать не вставая. Я бы правда тогда встать не смог. От этого дракона вообще никакой был. И от этих пожаров в городе. Всё в огне. Я лежал на спине, и рука вот так сюда просунулась. Я видел ее силуэт в лунном свете. На фоне неба. Облака были с такими бахромистыми краями, как будто их небесные волки погрызли. И тут эта рука. Такая старческая. А у меня же в клубе был тот жуткий трип с драконом. Который затащил меня в вентиляцию.

– Да, это ты уже рассказывал. – Я испугалась, что он сейчас снова начнет описывать свой трип.

– Я уже рассказывал, – кивнул он и скрестил длинные тощие ноги.

– Так, а рука? Она, значит, постучала. И чего она хотела?

– Правда? Рука постучала? К тебе тоже? И что же она хотела? Чтоб помогли завести машину? Посреди ночи? Это ж просто улет, да?

В этот момент дверь захлопнулась. Ветра в тот день не было. Бея специально встала и доковыляла до двери, чтобы ее захлопнуть.