– Нет, это правда!

– Одно другому не мешает! Бежим, пока совсем не надышались!

Лади продолжала тихонечко подвывать.

– Кадет Найт! – грозно рявкнул Берти. – Приказ: немедленно покинуть долину!

Ладислава дернулась. Взгляд ее слегка прояснился, вновь наполнившись тем же ужасом, что и при начальных признаниях:

– Есть покинуть долину… – пробормотала она и под одобрительный кивок сыщика бросилась прочь.

* * *

– Наверное, дальше мне лучше идти одной… – подавленно буркнула Ладислава, когда подлая лощина осталась сзади, а токсичные пары выдохлись.

– Одной? Еще чего, – устало хмыкнул Берти. – Чтоб тебя еще и сожрали в довершение вечера? Нет уж, продолжаем держаться вместе.

– Но мне стыдно! Я призналась вам в… в… влюбленности! – страшным шепотом закончила она, озираясь.

Лицо у девушки было такое красное, будто она только что вернулась из отпуска по пустыне. Найт старательно не смотрела на Голден-Халлу.

– Ой, да не парься, – замахал руками сыщик. – Вот уж точно не повод переживать.

Хотя он как раз переживал со страшной силой. Правда, преимущественно по финальной части признаний: тех, что о надежде. И ее отсутствии.

Хотя и влюбленность адептки оказалась для Берти плохим сюрпризом. Потому что он взрослый, мудрый и главный и, по идее, вообще не должен был допустить таких чувств у своей подопечной.

С другой стороны, как бы он спротиводействовал?.. Девичьи сердца – редкие и радостные обалдуи, законы им не писаны.

Встает вопрос: несем ли мы ответственность за то, что кто-то в нас влюбился? Когда Берти учился на актера – был у него такой этап, – мастера говорили: умей не реагировать на непрошеную нелюбовь, презрение и критику; ты не золотая монета, чтоб всем нравиться; ты не обязан откликаться на их мнение о тебе.

Но что насчет чужого интереса? Тут тоже можно закрыть глаза и пройти мимо? Типа: «ваши эмоции – это только ваши эмоции, вы могли использовать мой образ для их формирования, но реальный я не несу ответственности за химические процессы в вашем мозгу». Или на условно позитивной стороне графика работают другие правила?

А как расценить вот этот жесткий поворот: из-за него Ладислава поверила в свое возможное спасение… Здесь-то уж точно он виноват. По полной программе, никакими, блин, «образами для формирования» не прикроешься.

Прах.

Прах-прах-прах.

Короче, Голден-Халле и самому сейчас хотелось уйти куда-нибудь подальше. Сбежать и забыть.

Но это была тупиковая стратегия, поэтому сыщик вздохнул, призывая логику:

– Касательно влюбленности: ничего страшного не произошло, – сказал он максимально твердо. – Раз уж ты даже под парами пообещала, что не нападешь на меня с требованиями любви, то от тебя в здравом уме я никакой романтической подлянки и вовсе не жду. Значит, живем как жили. И тренируем избирательную амнезию – на счет прозвучавших признаний. У тебя ж это скоро кончится, да? – все-таки с тоской и надеждой добавил он в конце.

– Кончится, – согласилась Найт.

И прикусила язык, чтоб не ляпнуть: «вместе со мной».

Она подумала: может, стоит сказать Голден-Халле, что Фрэнсис ей все-таки тоже нравится, очень? Просто по-другому. Будь на болоте близнец, она бы толкнула два монолога! По очереди! Точно-точно!

Но в итоге Найт не стала развивать эту тему. Судя по тому, как у сыщика подергивается правый глаз, он и так мальца в шоке, а потому не стоит его добивать, беднягу.

Берти между тем хладнокровно закрыл мысленную папочку «влюбленность» и, набрав полную грудь воздуха, перешел к куда более важным вопросам.

– Теперь что касается проклятия… – начал он.

– Да нет, не надо это обсуждать… Это все пары виноваты, давайте просто забудем?.. – Ладислава мгновенно скисла.

Сыщик покачал головой:

– Нет. Как раз вот это мы не забудем, Найт. Ты права: я допустил страшную ошибку, когда начал бередить твои раны. Я не представляю, как ты вообще со мной, «лженадеждой», сейчас разговариваешь: я бы себе лицо расквасил, зубы повыбивал на твоем месте, вот честное слово. Потому что я действительно не могу тебе помочь – это и есть та «плохая новость», которую я упомянул в лощине. Но я не успел договорить: есть и новость чуть-чуть получше. На самую капельку. Она в том, что я не единственный человек на земле.

Берти пожалел, что сжег письмо. С другой стороны, в ночном лесу, даже при свете маг-сферы, его было бы неудобно читать, так что сыщик пояснил вслух.

– У меня есть приятель-ученый, которого в этом году избрали одним из тайных членов Нинделовского комитета.

– В смысле?

– Основная часть жюри, присуждающих премию, не меняется из года в год. А других приглашают на анонимные позиции сроком на сезон. Имена таких жюри не разглашаются – равно как и имена ученых, подавших заявки. Это сделано, чтобы избежать кумовства. Так вот, мой приятель написал, что среди исследований, которые будут бороться за премию по целительству, есть одно чудо-средство: якобы панацея от магических недугов. Вообще от любых, вызванных колдовством. Под графу коих попадают в том числе неснимаемые проклятья. Мой приятель не имеет права разглашать детали – точнее, и разглашать пока нечего, но по косвенным признакам может сказать, что это не газетная «утка».

– По каким признакам?

– Во-первых, исследователь не просит финансирования – а это важный показатель в королевстве Асерин, где ученые обожают гранты чуть ли не больше, чем свою науку… Во-вторых, он прислал комитету микроскопический образец изначального вещества – из которого будет синтезироваться панацея – и оно столь удивительно само по себе, что легко поверить, что из него можно создать нечто чудесное. Ну и в-третьих, исследователь заранее предупреждает, что он не раскроет комитету секрет производства панацеи. Либо они примут результат без комментариев касательно процесса, либо ученый в принципе снимет заявку и пойдет с лекарством в другую страну.

– Э-э-э, – замешкалась Лади. – А так можно? Угрожать комитету? Скрывать рецепт?

Берти со значением поднял указательный палец:

– В том-то и дело, что нельзя. Я раньше не шибко в этом шарил, но мы не так давно болтали о Нинделовской премии с Морганом Гарвусом – ох, я тебе скажу, жюри у них – чистые звери. Однако, когда в игру вступает сладкое слово «панацея», правила отступают… Судя по всему, ученый, подавший заявку, на сто процентов уверен в успехе. И заразил своей верой комитет, в том числе моего приятеля.

– А ваш приятель заразил вас. А вы пытаетесь заразить меня, – прикинула Лади. – Это не панацея, а, напротив, чума какая-то получается… Да и вручение Нинделовской премии будет только через полгода, если я правильно понимаю.

– Да, но тестирование лекарства начнется уже через два месяца. Мой друг вписал тебя в список…