– …Лабораторных крыс?

– Подопытных индивидов, – с укором поправил Берти.

– Спасибо.

Тяжелая тишина повисла в лесу.

– Ты не рада? – после паузы спросил Голден-Халла.

– Я не верю в чудо-средства от всех болезней. Извините.

Берти кивнул. Он и сам не очень-то верил.

– Прости меня, Ладислава.

Девушка не ответила.

* * *

Когда они пришли к академии, ночь достигла пика.

Оба слегка волновались, вступая в Фонтанный Двор: не найдут ли новый труп?.. К счастью, не нашли.

– Какой следующий шаг расследования? – спросила Ладислава на прощанье. Чуть хрипло спросила, упрямо: по дороге они так и не разговаривали, каждый думая о своем.

Голден-Халла посмотрел на темный Пряничный домик: окна зашторены, света нет.

– Утром я еще раз попробую поговорить с Морганом, и тогда решим по результату, – вздохнул сыщик.

– Вы снова будете дежурить во дворе? Не замерзнете? – Найт вскинула брови, глядя, как Берти сворачивается на скамейке, будто бродяга со стажем.

Тот отмахнулся:

– Ой, да что там осталось – три часа до рассвета.

Тогда Ладислава молча стянула шэппар и протянула сыщику: подушка, одеяло, манто – пусть соорудит, что душе захочется.

– Ты говоришь, что злишься на меня, а сама даешь свой шэппар, хотя у меня в сумке лежит новенькая накидка с атолла… – вздохнул Берти, криво улыбнувшись.

– Ну я ведь не только злюсь, помните? – брякнула Лади, обхватила себя за плечи и бегом, вприпрыжку, понеслась к академии.

Берти долго смотрел ей вслед.

Если бы кто-то увидел его в этот момент – в одиночестве, ночью, под высоким и темным небом, он бы, наверное, удивился. Сыщик совсем не выглядел тем живчиком, к образу которого все так привыкли, который врос в него, как вторая кожа.

Нет, безусловно, это был искренний образ. Голден-Халла и впрямь именно так ощущал мир: как место, по которому лучше идти легкой поступью, пританцовывая, шутя, шаловливой горстью выхватывая хорошее, которого полно в любой секунде и в любом предмете. Может, хорошее происходит и не с тобой конкретно, а с кем-то другим, но если все мы в итоге – единая пляска всепронизывающей энергии унни, то почему обязательно надо радоваться за себя? Радоваться можно за кого угодно.

Но и грустить тоже.

Берти иногда казалось, что у него сломана какая-то перегородка, отделяющая нормальных людей от мира вокруг них. Будто у всех есть витрина, через которую они смотрят, а у него – только рама от нее. И широкий соленый ветер ходит туда и сюда по миру, по Берти и снова по миру, смешивая все в одно. Только и остается, что шутками защищаться.

Сыщик, сидя на скамье, поджал колени и поднял воротник зеленого плаща.

До рассвета еще далеко.

* * *

Найт поднялась в Хромую башню.

Каменный дракон спал, храпя и слегка осыпаясь мраморной крошкой. Ладислава на цыпочках прошла мимо него. Зато рыцарские доспехи по всему коридору обратили внимание на возмутительницу порядка: захлопали забралами, застучали алебардами: что за безрежимье, а?!

– Да тихо вы! Разбудите ящера! – укорила Найт, но рыцари не угомонились, свято веря, что адептка шумнее их. Или бесправнее.

У входа в свою комнату Найт притормозила, не спеша доставать ключи: она услышала какие-то звуки в спальне напротив. Кажется, Фрэнсис не спал. Судя по активному шебуршанью страниц, близнец читал.

Лади задумалась. Потом сквозь гобеленный ход вернулась в коридор с доспехами и, на всякий случай извинившись, разобрала один из них – самый простенький, тот, что можно надеть самой – на составные части.

– Я верну вашего друга на место! – пообещала Найт остальным рыцарям, повернувшимся к ней синхронно и в заметной панике. Так вот она какая, кара от людей…

Ладислава, сопя, натянула железки. Закрыла лицо и, скрежеща, на негнущихся ногах пошла обратно. А потом поскреблась в комнату Фрэнсиса: «Фрэнс? Поговорим?»

Спустя долгую минуту по ту сторону вздохнули:

– Лади! Ночь на дворе. И я же сказал – я опасен.

– Ночь – это хорошо, – воспряла духом девушка. – Способствует откровенности, но, кхм, не избыточной. А что до опасности – так я подготовилась. Специально для твоего спокойствия.

– Как подготовилась?

– Открой – увидишь.

Заинтригованный Фрэнсис после недолгих раздумий и впрямь приотворил дверь.

Не удержался и фыркнул при виде Ржавой Рыцарши:

– Боюсь, для демона это жестянка на полногтя!

– Твой демон на меня не нападет. Я точно знаю.

– Самоуверенность – это красиво, но иногда несовместимо с жизнью, – цокнул языком Фрэнсис и зябко переступил с одной босой ноги на другую.

В комнате дуло. Окно было открыто во всю ширь, вело на море. В кровати и под одеялом было хорошо, а вот так мяться на пороге – уже не очень.

– Иди спать, Лади, – попросил Винтервилль, пытаясь закрыть дверь.

Но госпожа Найт лишь упрямо вставила железное колено в щель. Покачала головой и со второй попытки подняла заклинившее забрало:

– Твой демон не убивал птицу иррин и Хейли. На твоем месте, Фрэнсис де Винтервилль, я бы не отказывалась от нашей беседы – хотя бы из соображений пользы и чистой совести! И это помимо того, что не пускать девушку в принципе невежливо.

Фрэнсис удивленно расширил глаза.

И пригласил ее внутрь.

– Итак, слушай сюда! – деловито начала Ладислава, колченого прошествовав в спальню.

Доспехи клацали и лязгали («Боги, за что ж вы так с нами, раритетными!»), пока девушка прикрывала окно (но не до конца – не хотелось прощаться с морем), выдвигала из угла зеркало-трюмо (новое, явно притащенное кем-то из академических садистов, будь то Морган или Тисса) и с грохотом плюхалась на пол (оставив в нем пару дырок – у кольчуги на заднице почему-то нашлись шипы).

Близнец покорно опустился на паркет напротив захватчицы и, поджав ноги, кивнул:

– Слушаю.

– Во-первых, я знаю, что в тебе живет демонангел. Мне Тисса рассказала. Все. Сама.

– Дивны дела небесные!.. – непроизвольно вырвалось у Фрэнсиса. – Та-а-а-ак, – добавил он уже с куда большим интересом.

– Во-вторых, я как бы подрабатываю. Как бы помощницей детектива!