пергамента, что-то черканул короткое, после чего направил на него волшебную палочку и произнес: — Морсморде. Вот, передашь Фаджу мое разрешение.

— Мне можно посмотреть? — поинтересовался я. Хорошо, что потроша мою память, Волдеморт был безжалостен, но аккуратен. Ничего не повредил у меня в голове, так что стоило ему прекратить, как боль сразу же исчезла. Почти.

— Смотри, — разрешил Волдеморт и взмахом руки отправил свиток мне в руки.

На свитке, когда я его развернул, обнаружилось короткое "Согласен" и метка мрака, извивающаяся, как на колдографии.

— А что, и так можно? — удивился я.

— Да. Я специально разработал заклинание метки как универсальное. Наложить ее можно на что угодно, на волшебника, маггла, лист пергамента или даже воздух. Свойства будут зависеть от материала. Ну и от заклинателя, конечно же. Пойдешь к Фаджу, заодно убери мусор, — и кивок в сторону коробка спичек.

Я послушно подобрал труп и замялся. Задавать следующий вопрос было, откровенно говоря, боязно, особенно после всего случившегося, но уж слишком был он интересным и важным для меня. Правильное понимание мотивов учителя может как-нибудь спасти мне жизнь. Тем более тему эту в разговоре поднимали и без меня, так что мое любопытство не будет иметь фатальных последствий.

— Что? — спросил меня Темный Лорд, видя, что я совсем не тороплюсь к двери.

— Учитель…

— ?

— Учитель, а можно задать неприятный вопрос?

— Рискни, — одними губами улыбнулся Волдеморт.

— По поводу новых сложностей. Это… Ну… Скажите, а как так получилось, что вы возродились не собой, а… таким вот? Это Хвост в ритуале ошибся?

— Нет! Это Поттер-р-р-р! — в мгновенно вспыхнувшем бешенстве прорычал-прошипел Волдеморт имя своего врага. — Это его порченная кровь сделала меня таким!..

"А вот теперь отсюда лучше валить!" — подумал я, и пока Волдеморт, задыхаясь от злости, не придумал причину для круциатуса, вежливо поклонился и сбежал.

Вернувшись домой, я отмахнулся от Уэйна и отправился в кабинет. Крепко подумать.

"Интересно, сколько мне теперь помариновать Фаджа? — развалясь в кресле главы, размышлял я, машинально подбрасывая в руке спичечный коробок. Совать его в карман я не стал, а то неизвестно, сколько там еще продержится трансфигурация. — Идти прямо сейчас — глупо, ибо это означает открыто и честно признаться в службе Темному Лорду. А совершать такой "каминг-аут" еще год будет крайне тупо. Тут и неуемный Скримджер, и Боунс — это та, которая единственная осталась. Что ей в голову взбредет? Не-не-не… Но и "передержать" Того-кто-не-хочет-больше-быть-министром тоже нехорошо. Так сколько? Неделю? Или хватит трех дней? Хочу в отпуск со спокойной душой поехать… Ах, отпуск!.."

Интерлюдия 40

Уже шестой год подряд Джон Мейджор, семьдесят второй премьер-министр Соединённого Королевства Великобритании и Северной Ирландии мог называть традиционную резиденцию английских премьеров на Даунинг-стрит десять фальшиво небрежным словом "моя". Когда-то, поначалу, это наполняло его сердце радостью и безумной гордостью, но очень быстро они сошли на нет под давлением выполнения ежедневных должностных обязанностей. Казалось бы, сложностью и ответственностью трудно удивить бывшего министра по социальным вопросам, заместителя министра финансов, министра иностранных дел и канцлера казначейства. Однако посту носителя верховной власти монарха-в-Совете это удалось.

— Мистер Барлоу, на сегодня вы можете быть свободны, — пятидесятитрехлетний политик-консерватор коротким кивком отпустил своего сорокалетнего персонального помощника, открыл дверь и зашел в кабинет.

"Когда-то власть и богатство — ни один премьер никогда не жил на одну лишь мизерную, в сто пятьдесят тысяч фунтов в год размером зарплату — не могли не приносить удовлетворение. Когда-то… Но не в случае перманентного аврала по проводке линкора "Великобритания" из текущего "шторма"-кризиса прямо под удары следующего!" — поддерживая на лице спокойную мину, тяжко вздохнул про себя достопочтенный премьер-министр.

Подтверждением небезосновательности тяжелых мыслей являлась лежащая на столе толстая стопка свежих документов — сверхсрочных и сверхважных вопросов, решение по которым мог принять только премьер-министр. Но садиться за стол и начинать хотя бы простое ознакомление Мейджор пока не собирался. Тому была весьма уважительно звучащая отговорка — нужно было подготовиться к важному разговору. Буквально с минуты на минуту должен был состояться таковой с очередной "гориллой" — президентом маленькой, но очень гордой страны. Нищей самой по себе, но расположенной так, что под контролем, пусть и неафишируемым, Британии она могла доиться чистым золотом. Или же создать кучу проблем своим соседям, геополитическим соперникам страны, над которой никогда не заходит солнце.

"…Пока еще не заходит. Но в следующем году китайцы отнимут у нас Гонконг, и на этом история закончится! Как бы хотелось сказать что-то в духе: "Ах, договор? Ну и что, что десять лет назад мы подписали соглашение о передаче? Все уже изменилось…" Никто бы этому даже не удивился. Англия традиционно руководствовалась, как когда-то емко выразился коллега — тридцать пятый премьер-министр, духом своих интересов, а не буквой каких-то там бумажек, быстро теряющих силу! Но увы. С этим ничего, совсем ничего нельзя поделать! Сейчас, увы, уже не девятнадцатый век, когда парой полков ирландских и индийских туземцев под командованием английских офицеров можно было поставить на колени варварскую страну с населением в четыреста миллионов. Теперь "партнер" имеет достаточно силы, чтобы противостоять напору… Я рвался наверх совсем не для того, чтобы войти в историю премьером, на котором солнце Британии закатилось! А получилось именно так…" — с грустью думал министр.

Часть из лежащих на столе папок как раз и содержала в себе отчеты о последних, судорожных попытках предотвратить это печальное событие. Насколько было известно Мейджору, ни одной успешной среди них не оказалось. Что бы ни пробовали: и подкуп, и шантаж, и давление, и угрозы — ничего больше не помогало. Конечно, экономические интересы Британии традиционно ущемлены не были, но факта, что империя (пусть она называется уже не так) продолжает терять подконтрольные территории, это не меняло.

Именно внезапный приступ острой печали и являлся истинной причиной нежелания работать с документами. Да и, действительно, в чем-то глупо — только-только начнешь работу, и сразу же звонок. А потом снова вникать…

Что ж. Пока телефон молчит, можно позволить себе немного расслабиться. Например, потянуться, покрутить-помассировать шею, подойти к бару и налить себе чуточку — только чтобы взбодриться — скотча. Вернуться к окну и невидяще уставиться на улицу, вид которой уже многие десятилетия не меняется. Прислониться плечом к раме, а потом и вовсе по-простому присесть на краешек подоконника и погрузиться в воспоминания.

Джону