Да, кое-что хорошее можно отыскать и в елизаветинской эпохе! – отметила Дуглесс, с восхищением разглядывая ноги мужчин.

Вслед за мужчинами в комнату вошли четыре женщины с ведрами горячей воды, от которой шел пар. На женщинах были лишь тесные корсажи, простого фасона длинные шерстяные юбки, а на головах – небольшие шапочки. У двух женщин на лицах были оспины.

Когда лохань до половины наполнили водой, Дуглесс принялась раздеваться, и Гонория наконец-то повернулась к ней. Она оказалась бледной женщиной с простецким, маловыразительным лицом, не хорошенькой, но и не уродиной.

– Привет! Я – Дуглесс Монтгомери! – проговорила Дуглесс, протягивая Гонории руку для рукопожатия.

Гонория, похоже, не знала, как ей быть, так что Дуглесс сама взяла ее руку и пожала, заметив:

– Значит, мы с вами будем соседками, да? Несколько озадаченно поглядев на Дуглесс, Гонория сказала:

– Да, верно. Леди Маргарет приказала, чтобы вы остались у меня. – Голос у нее был мягкий и мелодичный, и Дуглесс увидела, что Гонория – совсем молоденькая, быть может, чуть старше двадцати.

Без особых колебаний сбросив с себя одежду, Дуглесс уселась в лохань, а Гонория, подобрав ее наимоднейшего фасона одежду, принялась ее внимательно разглядывать.

Дуглесс взяла приготовленный для нее кусок мыла, по виду напоминавший осколок затвердевшей лавы, разве что – в более жестком исполнении, который мылил почти столь же успешно, как мылился бы камень.

– Вы не подадите мне сумку, будьте добры! – попросила она Гонорию. И Гонория, каким-то тяжелым взглядом оглядев нейлоновую поверхность сумки, поднесла ее и поставила рядом с лоханью на пол, а затем стала смотреть, как Дуглесс расстегивает на ней «молнию». Достав из сумки маленькую упаковку мыла – она, выезжая из гостиниц, всегда норовила прихватить с собой эти приятно пахнущие кусочки, – Дуглесс принялась намыливаться.

Теперь уже Гонория не стала таить любопытства и с удивлением глазела на то, как моется Дуглесс.

– Вы не могли бы рассказать мне немного о здешних местах? – попросила ее Дуглесс. – Ну, кто тут живет? И еще расскажите мне про Кита и про Николаса, и про то, обручен ли уже Николас с Летицией, и есть ли в доме слуга по имени Джон Уилфред, и все, что знаете об Арабелле Сидни!

Усевшись в кресло, Гонория попыталась ответить на вопросы Дуглесс, а сама в изумлении следила за тем, как Дуглесс расходует это свое удивительное мыло и как взбивает в пену шампунь на волосах.

Насколько сумела понять Дуглесс, внимая рассказу Гонории, в своем путешествии во времени она попала в те ранние годы зрелости Николаса, когда только-только состоялось его обручение. Николас еще не успел натворить глупостей с Арабеллой на столе, а что до Джона Уилфреда, то, по-видимому, это была личность столь ничтожная, что Гонория и понятия не имела, кто это такой. Отвечая Дуглесс на любые вопросы, которые та задавала ей, Гонория, однако, избегала высказывать о чем-либо собственное мнение и не желала сплетничать.

После того, как Дуглесс вымыла тело и голову, Гонория подала ей грубое и жесткое льняное полотенце. Дуглесс вытерлась им, обсушила волосы, и Гонория помогла ей одеться.

Первым делом полагалось надеть некое длинное, напоминающее ночную рубашку, одеяние, очень простенькое, но из тонкого полотна.

– А как насчет трусов? – спросила Дуглесс. Гонория смотрела на нее с недоумением.

– Ну, штаны. Понимаете? – И Дуглесс подхватила с крышки сундука, куда их положила Гонория, свои розовые трусики с кружавчиками. Однако Гонория продолжала смотреть пустыми глазами.

– Вниз ничего не надевают, – наконец произнесла она.

– Бог ты мой! – воскликнула Дуглесс, широко раскрыв от удивления глаза: ну кто бы мог подумать, что трусы – изобретение совсем недавнее?!

– Что ж, будучи в Риме… – пробормотала она и отложила свои трусики в сторону.

К следующей части туалета – поданному Гонорией корсету – Дуглесс оказалась неготовой: весь ее опыт в отношении корсетов был почерпнут из фильма «Унесенные ветром», в котором Мэмми затягивала шнуровку корсета на Скарлетт, но корсет тот был…

– Стальной, что ли? – прошептала Дуглесс, разглядывая то, что вручила ей Гонория.

Да, он и впрямь был изготовлен из тонких, гибких металлических полосок, сверху обтянутых шелком, а по одной стороне его шел ряд металлических крючков, и, так как корсет был не новым, то сквозь обтягивающие полоски ткани проступала ржавчина. Гонория как-то поместила ее в корсет, и Дуглесс подумала, что можно и в обморок грохнуться! Ребра у нее были сдавлены, талия оказалась дюйма на три тоньше, чем прежде, а груди сплющенными.

Желая чуточку передохнуть, Дуглесс вцепилась в стойку для надкроватных занавесей.

– Подумать только, а я-то все жаловалась, что, мол, колготки у меня тесные! – пробормотала она.

Поверх корсета она надела падающую пышными складками льняную рубаху с длинными рукавами, гофрированный воротничок и манжеты были красиво вышиты черным шелком.

Вокруг талии крепился кринолин в стиле Скарлетт О'Хара, героини «Унесенных ветром», – какое-то подобие юбки из полотна со вставленной в нее проволокой, так что все сооружение походило на идеальной формы колокол.

– Это же юбка с фижмами, – ответила Гонория на вопрос Дуглесс и недоуменно поглядела на нее: как это можно не знать такой простой вещи!

– Что-то стало очень тяжело! Еще что-то намечается? – осведомилась Дуглесс.

Теперь поверх юбки с фижмами Гонория надела на нее еще одну юбку из тонкой шерсти.

На эту, как бы нижнюю, юбку была надета еще одна – на этот раз из тафты изумрудно-зеленого цвета. Дуглесс слегка приободрилась: при движении тафта шуршала, и ткань была просто великолепна!

Вслед за юбкой Гонория взяла с кровати платье – из парчи, цвета ржавчины, с огромным абстрактным рисунком в виде черных цветов. Не очень-то просто было влезть в него! В области плеч была целая сеть шелковых шнурков, переплетенных крест-накрест, с жемчужиной на каждом пересечении. Корсаж застегивался впереди, под вышитым поясом, и для этого использовалась система крючков и петелек, с виду казавшихся столь прочными, что за них, должно быть, можно было бы без всякой опаски цеплять армейские танки!

Рукавов платье не имело, их Гонория надевала и прикрепляла отдельно, натягивая на длинные рукава нижней рубахи из полотна. В плечах рукава были свободными и как бы вздутыми, а к низу сужались и на запястьях делались совсем узкими. Рукава не кроились из целого куска материи, а представляли собой полоски подрубленной тафты изумрудной расцветки, скреплявшиеся через каждые несколько дюймов особыми золотыми квадратиками, украшенными сверху еще жемчужинами.

Дуглесс потрогала жемчужинки, а Гонория торопливо и деловито стала ходить вокруг Дуглесс, держа в руке непонятный инструмент, что-то вроде вытянутой шляпной булавки, и сквозь прорези в рукавах принялась запихивать внутрь вылезавшие кусочки белой нижней рубахи.