– Как это мило с его стороны, – воскликнула мадемуазель Клотильда. – Об одном тебя умоляю, Лотарь: не смешивай факты с дурными слухами, которые ходят о бароне. Сохраняй хладнокровие!

– О каком хладнокровии ты говоришь? Не прошло и двух месяцев после смерти его жены, а он принялся за тобой ухаживать! И ты его не прогнала!

– Прошу вас, – вступила в разговор госпожа де Соммьер. – Стоит ли вспоминать то, что стало для Клотильды неприятным воспоминанием!

– Неприятным? Я в этом не уверен! Вы представить себе не можете, как этот змей действует на женщин. В особенности на девушек. В особенности на молоденьких. Думаю, он любит свежатинку, – злобно усмехнулся Лотарь.

– Не будем продолжать, профессор, – вздохнул Альдо. – Иначе и мы станем дурным воспоминанием для мадемуазель Клотильды. А мы так к ней расположены, так восхищаемся ею. Не омрачайте нашей дружбы.

– Ничего я не омрачаю, дорогой друг. Победы господина барона у всех на виду. Он пользуется, очевидно, какими-то тайными снадобьями, потому что лично я не вижу в нем ничего хорошего. Посудите сами. После Клотильды была какая-то испанка, потом англичанка, невестка несчастной графини де Гранльё. Вы сами мне сказали, что вам его представили женихом наследницы шоколадных фабрик Тиммерманса, которая лежит сейчас в больнице. Думаю, эта новость повлияет каким-то образом на его помолвку с Мари де Режий.

– И впрямь что-то слишком много совпадений! – негодующе проговорила госпожа де Соммьер. – Но вот что удивительно, сын совершенно не похож на отца. Неужели он не имеет над отцом никакой власти?

– Власти? – рассмеялся Водре-Шомар. – Конечно, нет! Я понятия не имею, что думает этот жалкий барон, но могу сказать совершенно точно, что сына он ненавидит хотя бы за то, что он моложе и привлекательнее. Особый шарм придает молодому господину сходство с Карлом Смелым.

– Согласен, – сказал Адальбер. – Но неужели Хуго никак не может воспрепятствовать злокозненным действиям своего родителя?

Гневные морщины Лотаря разгладились, и его печальное лицо исполнилось сострадания.

– Пусть даже преступник – и мне очень жаль, что у нас нет тому доказательств, – но этот человек остается его отцом. Хуго чтит божеские законы. Они запрещают ему отдать этого человека в руки правосудия или расправиться с ним самому. А ведь...

Лотарь замолчал, сомневаясь, продолжать ему или нет.

– А ведь?.. – шепотом подсказала ему маркиза.

– Я голову отдам на отсечение, что это чудовище расправилось с матерью Хуго, когда мальчику было лет двенадцать. К этому времени Хуго уже три или четыре года учился в закрытом, с суровыми правилами, коллеже и приезжал домой только на каникулы. Да и то по настоянию крестного, с которым вы, кажется, встречались, Морозини?

– Да, он находился на пороге смерти. И хотел передать мне драгоценный камень, рубин, принадлежавший Карлу Смелому. Во всяком случае, он считал его камнем Карла. И хотел хоть в какой-то мере загладить преступление, совершенное его дедом против одного из моих родственников. Отдать выкуп за кровь, так сказать.

Взглянув на Адальбера, опустившего в знак согласия веки, Альдо достал бумажник, вытащил из него замшевый мешочек и вытряхнул на ладонь рубин.

– Вот он!

– Чудо что за камень! – восхитилась мадемуазель Клотильда.

– Сначала я подумал, что это один из "Трех братьев". Эта мысль меня просто пронзила, потому что я знал, где они находятся. Я поехал и проверил их сохранность. А по поводу этого встал в тупик. Но ваш брат просветил меня, сказав, что герцог Филипп купил не три, а шесть рубинов и три подарил матери Великого бастарда Антуана, в которую был тогда влюблен.

Драгоценность переходила из рук в руки, и вдруг Юбер произнес:

– А я удивляюсь, почему барон, безусловно, зная местонахождение рубина, не расправился со старичком рыцарем до того, как он подарил его вам.

– Думаю, потому, что не подозревал о намерении старого рыцаря. Наследство должно было достаться ему, и он, так сказать, экономил на одном убийстве. Но наследство досталось сыну, а рубин – вам.

– И у него нет ни малейшего шанса стать моим зятем, – сообщил Альдо, когда рубин, обойдя стол, вновь вернулся к нему в руки. – Моей дочери всего шесть. А будь она старше, я бы ни секунды не задумался и избавил бы нашу землю от этого чудовища.

– Невзирая на последствия? – поинтересовался Лотарь.

– Невзирая на последствия! И думаю, что порядочный адвокат сумел бы доказать, что я имел право от него защититься.

– Но для этого нужно, чтобы он все-таки на вас напал. А он устраивает свои грязные дела так, что его жертвы погибают в его отсутствие.

– Убежден, что с подобным затруднением можно справиться. Каким образом? Не так давно мы с Видаль-Пеликорном имели дело с похожим мерзавцем. Он был еще хуже, поскольку отличался непомерной жестокостью. В своем кармане он носил смертносное оружие. Но эту историю я вам расскажу потом. А сейчас пойду узнаю последние новости Ланглуа.

– Мне кажется странным, – начала План-Крепен, – что страсти разгорелись вокруг этого рубина в краю, где царит легенда о другом, куда более крупном рубине.

– Так пусть Клотильда расскажет вам легенду о царице змей, – улыбнулся ее брат.

– Охотно расскажу, – отозвалась она. – А почему не ты сам?

– Бабушкины сказки! – отмахнулся он. – Ты их обожаешь! Рассказывай!

Клотильда слегка покраснела, увидев, что все на нее смотрят.

– Я и правда люблю эту историю, хотя, конечно, это всего-навсего сказка.

Давным-давно жила в наших краях девушка, и красивее ее не было на свете. Никто не знал, дриада она или наяда, потому что жила она в чаще леса, возле родника и горного водопада. Сказочная эта красавица носила сверкающую одежду и диадему на голове, а в диадеме сиял огромный ярко-алый рубин. Мужчины мечтали о нем так же жадно, как о самой девушке. А о ней знали только, что она любит купаться и плавать в озерах, водопадах, источниках, каких так много в наших горных краях. Всякий раз, когда она входила в воду, она снимала с себя сверкающую одежду и поверх укладывала диадему...

– Она позволяла смотреть на себя и приближаться? – удивился Альдо. – Такое редко встречается в легендах.

– Ей нечего было бояться. Если кто-то протягивал к ней руку или пытался завладеть рубином, со всех сторон, неведомо откуда, сползались змеи.

– Ужас какой! – воскликнул Адальбер. – Я страшно боюсь змей. Мне кажется, я бы умер, если бы хоть одна подползла ко мне.

– Между тем в Египте змеи так и кишат, – насмешливо напомнил Альдо. – И как ты с ними управляешься?

– Выбираю: убежать со всех ног или пустить в нее пулю. Если только есть время на выбор... Что за глупый смех, Альдо! Если змея ко мне приблизится, у меня может случиться разрыв сердца. Единственная, какую я способен видеть более или менее спокойно, это золотой урей, кобра с раздутым воротником на пшенте[45]египетских фараонов. Если только изображение стилизовано и далеко от реализма.