получать в разы больше него и это Майский, с детства взращенной с мыслью о своей исключительности, уже не мог спокойно пережить. Осознание своей незначительности было для него просто невыносимым, невозможным, и оно зародило в нем чувство сильнейшей озлобленности, перерастающее в ненависть. Он стал писать жалобы в пенсионный фонд Я-ска, администрацию города, обивал пороги различных ведомств, но везде наталкивался на непонимание и отказы. В итоге ничего не добившись своими мыканьями по инстанциям, Майский направился в суд.

В вопросе, почему инвалиду в два раза снизили размер выплачиваемых пособий, суд разбирался три года. В одиночку выступив против целого юридического подразделения пенсионного фонда, Майский взялся за дело со всей серьезностью. Неоднократно дело приостанавливалось, несколько раз судья хотела закрыть его за недостатком той или иной бумажки или по какой-нибудь надуманной причине, но Майский упорно проталкивал его вперед. Вся его квартира была завалена кипами различных документов, он два раза летал за северно-полярный круг, чтобы получить необходимые бумаги с места своей работы, изучил множество законов и посетил несчетное количество заседаний суда. Процесс отнимал у него все свободное время, но он не отступал и не собирался сдаваться — пособия по инвалидности были его единственным реальным доходом и за него он готов был биться до последнего. В итоге, доведя-таки дело до логического конца, Майский получил на руки постановление, согласно которому выплаты надлежало оставить на текущем их уровне. Поначалу Майский хотел опротестовать решение, но судья заверила его, что выплаты не будут больше снижаться и он, неимоверно уставший от растянувшейся на годы тяжбы, согласился со всем.

По окончании суда выплаты действительно прекратили снижать и пожив в Я-ске еще с полгода, Майский решил вернуться назад в родной город. Он быстро разменял жилье, в короткий срок перевез все вещи и даже сделал в новой квартире довольно-таки неплохой ремонт, но как только пенсионные выплаты по инвалидности перевели в фонд, находящийся по его новому месту жительства, в N-ске, их размер тут же сократили в три раза, до жалких пяти тысяч рублей. Это было шоком для Майского: он твердо и окончательно решил идти разбираться в местное управление пенсионного фонда, но как раз в это время в город приехал Павел Федорович.

Еще раньше, при переезде в Я-ск, Майский загорелся идеей открыть собственное дело; ему казалось, что оно будет просто обречено на успех, и с этой заветной уверенностью в сердце, он принялся откладывать деньги. Правда, через некоторое время в связи с сокращением пенсии ему пришлось прекратить отчисления, но все же небольшую сумму скопить он успел. Уже вернувшись в N-ск, Майский узнал, что Роман также подумывает открыть собственную фирму. Это сделало его мечту чем-то большим — она стала навязчивой идеей. Он проникся сильнейшей завистью к младшему брату, у которого был на примете уже успешный в бизнесе партнер, приличный начальный капитал и продуманный бизнес-план. И вот, в тот самый день, когда Роман уволился с работы чтобы заняться предпринимательством, в N-ске появляется Павел Федорович — их родной дядя, предприниматель с многолетним опытом ведения бизнеса, и не просто появляется, а предлагает ему — Майскому, открыть совместное, очень выгодное дело. Это был подарок судьбы — Майский не раздумывая согласился на его предложение.

Еще до того, как Роман с Дульцовым уехали в Китай, дядя с племянником успели зарегистрировать фирму, подыскать торговое место, обставить его и завезти первую партию книг, которые, как и обещал Павел Федорович, они смогли взять под реализацию без какой-либо предварительной оплаты. Правда на все это имевшихся на счете у Майского денег не хватило, но он сумел довольно быстро оформить в банке кредит и воодушевленные, преисполненные надеждами партнеры приступили к торговле.

Но вопреки ожиданиям уже спустя два месяца стало ясно — бизнес не пошел. Продажи двигались вяло, и вырученных средств не хватало даже для того, чтобы расплатиться за аренду помещения. Это быстро вернуло Майского на землю: предпринимательство, казавшееся ему до этого непременно очень доходной деятельностью, на деле оказалось рисковым занятием, в котором шанс за короткий промежуток времени неимоверно разбогатеть был ничуть не выше вероятности столь же быстро потерять весь вложенный капитал.

Довольно скоро у Майского закончились деньги и тогда он снова вспомнил про свою пенсию, до которой у него на протяжении последних насыщенных заботами месяцев решительно не доходили руки. Он опять направился в пенсионный фонд с твердым намерением разобраться, по какой причине ему втрое сократили полагающееся пособие по инвалидности.

Август был в полном разгаре. На улице с самого утра стояла ясная солнечная погода, и к трем часам весь город был охвачен нестерпимым зноем. Но несмотря на слепящее солнце, жару и духоту, в воздухе уже витало осеннее настроение и отчетливо ощущалось постепенное замирание жизни. Деревья совсем перестали цвести, листья на их кронах пожухли и были уже не такого насыщенного зеленого цвета, как раньше, а местами даже и пожелтели. День стал короче, а вечера холоднее. Наступило время, когда все вроде бы хорошо, но через это видимое благоденствие начинает проглядываться и с каждым днем становиться все более очевидной тенденция увядания, засыпания природы, и появляется предчувствие постепенной и неизбежной ее смерти. Каждый солнечный день становится особенным, более желанным и запоминающимся, но хорошее настроение даже и в такие дни неизменно носит постоянный оттенок печали и почти осенней тоски.

В N-ске вовсю шли дорожные ремонтные работы, которые по российскому обыкновению начинаются в мае и заканчиваются никак не раньше октября. Улицы были наполнены шумом строительной техники, облаками поднимающейся пыли и выхлопными газами автомобилей, повсеместно длинными вереницами скапливающихся в заторы. В одной из таких пробок стоял сейчас и Майский. Все окна у него в машине были полностью закрыты, что в некоторой степени спасало его от грохота техники и накрывшего улицу облака песка, но зато делало из автомобиля настоящий парник. Майский обливался потом, тяжело дышал, голова у него кружилась, а в глазах то и дело начинали плясать светлые полосы и пятна. Ему казалось сейчас, что воздух внутри раз в пять тяжелее, чем снаружи; он будто физически ощущал его вокруг себя. Жара давила на него и замедляла реакцию, но Майский даже и не думал о том, чтобы открыть окно. Он хотел не столько изолировать себя от уличного шума и пыли, сколько вообще отгородиться от всего окружающего мира. Окна в его машине были хорошо тонированы, так что снаружи никто не смог бы разглядеть человека, сидящего внутри, и Майский прекрасно знал это, но все