состарился (состарилась кожа на лице, руке и шее, выпали волосы, отросла борода), но по своему физическому развитию так и остался на уровне десятиклассника.

На первый взгляд Майский казался вполне обыденной и даже жалкой личностью. Но присмотревшись чуть внимательнее можно было отметить две незначительные особенности в его лице, которые сразу заставляли любого, хоть чуточку проницательного человека, усомниться в соответствии его внутреннего мира удрученному и несколько забитому внешнему виду. Этими особенностями являлись выражение его глаз и губ. Губы у Майского почти всегда были плотно и напряженно сжаты, а уголки рта опущены несколько вниз. Глаза же, при всей своей детской, наивной округлости, имели сосредоточенный, направленный и строгий взгляд: они зацеплялись за объект какой-то непоколебимой хваткой, так что если пересекались со взглядом другого человека, то неизменно вызывали в собеседники странные тревожные ощущения. Эти, почти незаметные со стороны нюансы, никак не сочетались с его внешним видом и поначалу могли сбить с толку, но стоило только Майскому завести разговор, как его образ менялся поразительным образом и все сразу сходилось воедино. Обычно немногословный и сдержанный, он включался в разговор, только если тот касался интересующей его темы, но делал это с невероятной энергией. Правда, голос у него вполне соответствовал комплекции, был неприятным, тонким и гнусавым, но Майский излагал свои мысли с таким оживлением, держался настолько твердо и уверенно, что сразу становилось понятно — внутри этого человека горел огонь, что-то необычайно сильное распаляло его душу. От неудержимого напора его слов, мыслей и эмоций не мог устоять никто и каждый по-своему, но непременно попадал под влияние его ауры. И Майский прекрасно чувствовал это, снова и снова укрепляясь в сознании своей необыкновенности.

Очень скоро, спустя каких-то пять минут, дверь кабинета отворилась вновь и из него вышла девушка, за которой занимал очередь Майский. Не раздумывая ни секунды, он вскочил со стула и решительно вошел внутрь.

— Евгения Львовна, здравствуйте, — обратился он к сидевшей за столом женщине.

Ожидая в коридоре, Майский внимательно изучил висевшую у двери табличку и, прекрасно зная какое невероятное воздействие на человека производит произнесенное вслух его полное имя, заранее запечатлел в памяти имя и отчество хозяйки кабинета.

— Здравствуйте. Садитесь, — сухо ответила ему Литовская, указав на стоявшие напротив ее стола стулья, один из которых тут же и поспешил занять Майский.

Кабинет Литовской был небольшого размера, но в то же самое время с очень достойной внутренней отделкой. Он хорошо освещался сквозь широкое на всю стену окно и после темного коридора, казалось, утопал в солнечном свете. Находящуюся здесь мебель, настольную технику, да вообще весь интерьер отличала явно недешевая стоимость и сдержанная эстетика, с которой все это было подобрано. В самом центре стоял широкий стол, за которым величественно восседала хозяйка кабинета.

Литовская являлась очень крупной женщиной и, насколько можно было судить по тому, как прилично она возвышалась над столом, имела еще и внушительный рост. Она была одета в белую блузу с короткими рукавами, заправленную в черную юбку. В качестве украшений на ней присутствовало ожерелье, несколько наручных браслетов и сережки — все массивное, блестящее, золотое и, по-видимому, очень дорогое. Колец же не было, если не считать одного, обручального, которое так безнадежно утонуло в складках ожиревшего пальца, что, казалось, без распиливания снять его теперь было совершенно невозможно. Вообще Литовская в свои пятьдесят лет отличалась чрезвычайно объемной фигурой: ее довольно широкая блузка была плотно натянута на талии и выдавалась наружу неимоверного размера боками, а руки, оголенные по самые плечи, имели безобразно толстый вид. При всем при этом у нее было довольно симпатичное лицо, на удивление, еще сохранявшее относительную стройность; короткие до плеч волосы, безупречно уложенные и выкрашенные в естественный русый цвет, красивые наращенные ногти и ровный загар.

— Евгения Львовна, у меня к вам в принципе один только вопрос, — деловито начал Майский. — Меня зовут Максим Леонидович Майский. Двадцать лет назад на производстве со мной случился несчастный случай, в результате которого я приобрел инвалидность второй группы и с того времени получаю положенные мне соответствующие пособия. Больше десяти последних лет я прожил в Я-ске, но год назад переехал в N-ск, и как только выплаты моей пенсии перевели из Я-ска в ваше отделение пенсионного фонда, ее сократили в три раза!.. Это совершеннейшая нелепость. У меня есть заключение суда, — принялся обосновывать правомерность своих претензий Майский, и с этими словами спешно начал искать что-то в своей папке. — Согласно нему моя пенсия не подлежит сокращению ниже установленного!..

Начав более-менее сдержанно, к концу своей речи Майский говорил уже в сильном возбуждении. В его голосе отчетливо раздавались нотки возмущения, а на некоторых словах он особенно акцентировал внимание, усиливая и без того их явно обвинительное, укоряющее звучание. Чем больше он излагал свое виденье ситуации, тем больше она казалось ему несправедливой; чем больше она казалась ему несправедливой, тем громче звучал его голос; чем громче звучал его голос, тем сильнее искривлялось в недовольной гримасе лицо Литовской; а чем сильнее искривлялось ее лицо, тем очевиднее было для Майского, что она несогласно с его доводами, тем больше, яростнее и громче излагал он свое видение ситуации. Одно следовало за другим по спирали, и Майский готов был уже разразиться сейчас гневной тирадой по поводу безобразия, которое творится в отделении пенсионного фонда, и безразличия всех сидящих здесь бюрократов; но эта информация для Литовской была совершенно лишней и она, по своему опыту чувствуя, что именно к этому и идет дело, решила сыграть на опережение, прервав речь Майского своим вопросом.

— Вас не устраивает установленный размер пенсии? — деловито спросила Литовская, тоже достаточно громко и резко.

— Да, — только и смог ответить Майский, застигнутый этим вопросом врасплох и от неожиданности перестав даже рыться в папке.

— Для начала вам следует поговорить об этом с нашим главным юристом. Мне кажется, вместе вы сможете быстро разобраться в ситуации и выяснить, чем обусловлен ваш текущий уровень пенсионных выплат.

— А вы мне что — не поможете?

— Обратитесь к юристу. Он лучше ориентируется в этом вопросе, — ответила Литовская раздраженно. Все это время лицо ее имело недоброжелательный вид: она как будто была утомлена чем-то, нисколько не стараясь скрыть свое недовольство.

— И что мне теперь еще в одной очереди стоять?! — возмутился Майский.

— К нему почти не бывает очереди. В любом случае я вам сейчас помочь не смогу, — нервически бросила она. — Это нужно поднимать по вам всю информацию, которой я сейчас просто физически не располагаю.

В кабинете установилась пауза.