– А мы здесь на что? – воскликнула леди Маргарет.

– Да, но наши дамы не живут в приюте круглые сутки, – заметила леди Пенелопа. – Так что это немного другое.

– А как насчет женщин-служанок? – спросила леди Изабель. Она сама не считала, что мистеру Мейкпису требовалась какая-то помощь – тем более женская, – чтобы управлять домом. Но ей нравилось слушать вздорные и чаще всего очень нелогичные реплики Пенелопы.

– Ну что можно требовать от слуг! – высокомерно прошипела она в ответ. Больше сказать ей было нечего.

Изабель положила в рот последний кусочек печенья, пытаясь скрыть улыбку.

– В любом случае, – быстро добавила леди Геро, – нам нужно договориться, кто пойдет осматривать новый дом с мистером Мейкписом. Это будет послезавтра. Нужно выбрать умную даму, тактичную и обаятельную, которая сможет закрыть глаза на… на своеобразный характер мистера Мейкписа. – Она глянула на Изабель и улыбнулась – мило, но и довольно лукаво. – Я думаю, лучше всего на эту роль подойдет леди Бекинхолл.

«Шли годы, и Умник Джон постарел. Его черные волосы стали седыми, широкие плечи поникли, сильные руки начали трястись. И за все это время он ни разу не видел Селену. Наконец настал день, когда Умник Джон понял, что его дни на земле сочтены. Он сел на золотой трон в своем прекрасном замке, рядом с которым стоял сундук, полный драгоценностей. Но Умник Джон на них не смотрел. Вместо этого он разглядывал пять разноцветных перьев, лежавших у него на колене…»

Из «Умника Джона»

Мик О’Коннор лежал на соломенной подстилке в Ньюгейте и размышлял о своей жизни.

Которая могла оборваться уже завтра утром.

Его поместили в камеру с самыми толстыми стенами и приставили к двери дюжину солдат. Но, проведя в ней месяц, Мик все-таки выработал план побега. Как-никак он всю свою жизнь только и занимался тем, что придумывал разные планы. Сама тюрьма считалась неприступной, а подчиненных капитана Тревельона было невозможно подкупить. Но зато к Мику пускали посетителей. Пеппер был у него несколько раз, и с его помощью пират передал свой план остальным своим людям.

Мик вычислил, что лучше всего побег устроить в тот момент, когда его повезут на виселицу. Завтра на улице их встретит куча народу, ведь день-то выходной. Повозку будут охранять солдаты, но они могут затеряться в толпе зевак, лоточников, продающих всякую снедь, семей с детьми, которые вышли прогуляться. Значит, в какой-то момент его людям нужно будет устроить беспорядок и привлечь к себе внимание солдат и толпы. А в это время вторая группа пиратов как раз могла бы выкрасть его.

Конечно, план был сыроват, но давал кое-какие шансы на спасение. Он рисковал и раньше, ставя на кон жизнь, и всегда выигрывал. Почему бы не сделать это сейчас?

А вообще Мик ни о чем не жалел: что стал пиратом, что убил нескольких врагов. И, конечно, если бы можно было вернуть прошлое, он бы снова облил Чарли купоросом и освободил себя от участи стать проституткой в тринадцать лет.

Мик хотел изменить только одно. Он жалел, что не нашел тех слов, которые убедили бы Сайленс остаться с ним. Ему следовало солгать, пообещать ей все возможное и невозможное, только чтобы она согласилась жить с ним дальше. Черт, может, ему действительно стоило бы отказаться от разбоя ради нее? Сейчас Мик хотел только одного – сидеть рядом с ней за столом и кормить ее экзотическими фруктами, наблюдая, как от удивления у Сайленс округляются глаза. А потом делать так, чтобы глаза у нее расширялись уже совсем по другой причине… Он хотел бы ласкать ее молочно-белую кожу, а потом сказать…

Что сказать?

Боже. Конечно, то, что он любит ее. Что Сайленс – единственная женщина на земле, кроме его несчастной матери, которую он любит искренне, по-настоящему.

Мик закрыл глаза, не обращая внимания на крики, смех и стоны, которые доносились даже сквозь толстые тюремные стены. Если бы можно было вернуться в прошлое, он привязал бы Сайленс к кровати и ласкал ее до тех пор, пока та не призналась бы, что не может без него жить.

Потому что он без нее прожить точно не в состоянии.

Сейчас, если бы Сайленс была рядом, Мик обязательно попросил бы ее выйти за него замуж. И плевать на тех, кто потом сказал бы, что Красавчика Микки приручили и сделали домашним! Эта мысль заставила его улыбнуться. А если бы у них появился ребенок…

Мик тут же открыл глаза. Вдруг Сайленс уже носит под сердцем его дитя? Раньше он не задумывался об этом, поскольку верил, что его любимая останется с ним. Боже правый! Мик вскочил и принялся мерить шагами камеру, гремя цепями. Если Сайленс поймет, что беременна, то придет в отчаяние. Ему-то наплевать, родится их ребенок в браке или так и останется незаконнорожденным. Но для Сайленс это будет позором. От нее все отвернутся. Да, родственники любят ее, но их понятия о морали слишком строгие. Вдруг они выгонят Сайленс на улицу? Где она найдет денег, чтобы прокормить Мэри Дарлинг и младенца? Ох, это просто ужасно!

– Что, уже петля мерещится? – спросил тюремщик, грязный коротышка, который так и лопался от гордости, что ему выпала честь охранять знаменитого Микки О’Коннора. Конечно, настоящими его охранниками были солдаты, но это надзирателя совсем не смущало. Его противное лицо показалось в зарешеченном окне, которое прорубили в двери камеры. – У последнего парня, что мы вешали, шея растянулась аж на целый фут.

Мик не стал обращать на него внимания. Он вернулся в угол и сел на чистый соломенный тюфяк, который, кстати, купил за баснословные деньги. Подперев голову руками, Мик стал думать о том, как помочь Сайленс. Скоро тюремщику надоело оскорблять узника, который никак на него не реагировал, и он ушел.

Мику действительно не было до него никакого дела. Он молча сидел, а потом закрыл глаза и сделал то, что в последний раз делал, когда ему было тринадцать: начал молиться.

До рассвета оставался еще час, и Сайленс шла по темным улицам к Ньюгейту.

– Безумие какое-то, – рычал рядом Берт. – Не следует вам бродить по Лондону ночью. Хозяин за это головы оторвет.

– Ничего он нам не сделает, – возразил ему Гарри. – Мик ведь в тюрьме.

– Берт, я должна увидеть его, – сказала Сайленс. – Неужели ты не понимаешь? Я люблю его. И не могу просто так отпустить его на… – Она запнулась и всхлипнула.

Но быстро взяла себя в руки. Нет, только не сейчас! Еще будет время плакать и убиваться от горя. Сейчас ей нужно быть сильной – ради Майкла. Она не видела его больше месяца. Уинтер и Темперанс не пускали ее к нему, пока шел суд. И только когда был вынесен смертный приговор, сестра с братом смягчились и разрешили увидеть любимого в последний раз.

Гарри неуклюже похлопал ее по плечу и сказал:

– Мы все понимаем, мэм. Ваша любовь к хозяину – это настоящее чудо. И мы все поможем вам увидеть его до того, как… – Охранник тоже подозрительно всхлипнул и замолчал.