человека и выжечь его энергетические жилы довольно просто — нужен лишь сильный выплеск чужой ци, направленный в точку даньтянь. Используя технику Ладони Сяояо, я легко избавлю тебя и от краденых знаний, и от возможности воровать навыки других сект. Разве это не хороший выход? — он искривил губы в безразличной улыбке. — Стой спокойно, шурин, иначе будет больно.

— Ты… ты… не подходи! — вскрикнул Дуань Юй, пятясь назад. — Я, если ты забыл, изучил Искусство Северной Тьмы. Вздумаешь причинить мне вред, и сам избавишься от лишней ци! — вокруг его поднятых ладоней заструилось призрачное марево.

— Ты угрожаешь мне, — с расстановкой произнес Инь Шэчи. Холодная улыбка рассекла его лицо сабельным изгибом. — Угрожаешь техникой, украденной у моей же секты. Воистину, новорожденные телята не боятся тигров.

— Ещё неясно, кто из нас теленок, а кто тигр, — оскорбленно ответил Дуань Юй. — Ты старше меня на считанные дни. Видать, сила ударила тебе в голову, заставляя вести себя, точно разбойник с большой дороги. Уничтожив твое развитие, я совершу доброе дело, — удовлетворенно кивнув своим рассуждениям, он бросился на Шэчи, применяя технику шагов.

Тот и не пошевелился, лишь в самый последний момент отшагнув в сторону, и резко выбросив вперед кулак, на который Дуань Юй и налетел грудью, со всей немалой скоростью, сообщенной ему техникой Бега по Волнам. Юный принц сдавленно засипел, и повалился наземь, мелко дыша и кривясь от боли. Инь Шэчи присел рядом, лениво уклонился от скрюченных пальцев Дуань Юя, пылающих прозрачным огнем Искусства Северной Тьмы, и точными движениями вогнал пальцы в три акупунктурные точки юного принца — чжоужун, даньтянь, и тяньци. Шэчи не владел пальцевыми техниками, но его знаний и силы было достаточно, чтобы парализовать неопытного воина воздействием на важнейшие узлы меридианов. Дуань Юй, издав три болезненных вскрика, бессильно обмяк, и лишь глаза его жалобно моргали, пытаясь поймать взгляд Инь Шэчи. Тот не обращал на потуги шурина никакого внимания — юноша был твердо намерен исполнить долг наследника Сяояо, и примерно наказать вора, вздумавшего, к тому же, оскорблять его секту. Он примерился было к животу юного принца, сосредотачивая ци для одного точного выброса, как раскаленно-ледяной укол убийственного намерения заставил его подхватиться на ноги, и рвануть меч из ножен. В следующий миг он вынужденно попятился, быстрыми взмахами клинка отражая сияющие стрелы пальцевых техник, посыпавшихся на него частым градом.

— Прекратить сейчас же! — голос Дуань Чжэнмина, казалось, прогремел на весь сад. — Что ты творишь, Шэчи⁈ О чем бы вы ни повздорили с Юй-эром, ты не вправе калечить его! — прекратив атаку, государь Да Ли приземлился рядом с племянником, и встал между ним и юным воителем. Ноздри правителя подергивались в частом дыхании, а лицо застыло маской праведного гнева.

— Не вправе ли? — приподнял бровь Инь Шэчи. Его меч, все так же обнаженный, указывал на лежащего юношу и его дядю, а в голосе, спокойном и бесстрастном, звучало нарастающее раздражение. — Семейство Дуань гордится своими ханьскими корнями, и связями с вольными странниками Поднебесной. Скажи мне, государь, какое наказание, по неписанным правилам вольных братств, полагается вору, присвоившему тайные знания чужой секты?

— Юй-эр — не вор, — непреклонно заявил Дуань Чжэнмин. — Успокойся, убери оружие, и объясни мне все с самого начала. Я честно и беспристрастно рассужу любую вашу ссору.

— Мне нет нужды что-то объяснять, — холодно бросил Шэчи. — Спроси своего племянника сам. Спроси его и о том, как он угрожал мне смертью из-за моей принадлежности к секте Сяояо, — он с нарочитой неспешностью вложил меч в ножны, и скрестил руки на груди, с ожиданием глядя на правителя Да Ли.

Дуань Чжэнмин наклонился над юным принцем, и осторожными касаниями пальцев вернул тому способность двигаться. Дуань Юй медленно поднялся на ноги, охая и неловко опираясь на руку дяди.

— Что ты натворил, Юй-эр? — недовольно спросил его государь Да Ли. — Из-за чего вы поссорились с Шэчи?

— Я-то ничего не натворил, дядюшка, — обиженно отозвался принц. — А вот мой зять едва меня не искалечил, да еще и избил. Синяк точно будет, — он с недовольной миной потер грудь, и скривился от боли.

— Прекрати вилять, и расскажи все с самого начала, — построжел правитель. — Отчего Шэчи говорит, что ты украл знания его секты? И что это за слова о смертельных угрозах? Отвечай немедленно!

— Я ничего не крал, и никому не угрожал, — насупился Дуань Юй. — А дело вот в чем…

Путанно и сбивчиво, то и дело отвлекаясь на бессвязные обвинения в сторону Инь Шэчи, он пересказал дяде историю своего изучения техник секты Сяояо, и невольно принятого долга перед неведомой девой, обитавшей в пещере на горе Улян. С каждым его словом Дуань Чжэнмин мрачнел все больше, уже не напоминая обликом статую воинственного Бодхидхармы[1]. В быстрых взглядах, бросаемых им на мужа племянницы, виднелось все больше стыда.

— Вместо того, чтобы разрешить нашу ссору полюбовно, Инь Шэчи начал грозить мне увечьями, — закончил свой рассказ Дуань Юй. — Мне пришлось защищаться. Я хотел применить к нему Искусство Северной Тьмы, но, — юный принц, скривившись, вновь потер грудь, — он избил меня.

— Ты еще и напал на него первым, — устало протянул правитель. — Юй-эр, Юй-эр… чем встревать в такие истории, лучше бы ты перенял от своего отца чрезмерную любовь к женщинам, и бегал от разозленных папаш и мужьев в зеленых шапках. Ты хоть понимаешь, насколько твои безрассудные выходки опозорили семью?

— Но, дядюшка, я вовсе не… — оскорбленно протянул юный принц.

— Помолчи, глупый мальчишка, — раздраженно оборвал его Дуань Чжэнмин. — Не в твоем положении спорить и возражать, — тяжело вздохнув, он повернулся к бесстрастно наблюдающему за ними юноше.

— Инь Шэчи, — мрачно промолвил он. — Мой племянник виноват перед тобой и твоей сектой, но свои проступки он совершил из опрометчивости и юношеского незнания. Прошу, не держи на него обид, и прими мои извинения и поклон, от его имени, — он поднес было к груди сомкнутые ладонь и кулак, намереваясь поклониться, но был остановлен словами Инь Шэчи.

— Нет, государь, — ровным тоном произнес он. — Я не могу принять ни твоих извинений, ни поклона. Из-за козней предателей, моя секта стоит на грани уничтожения. Мой учитель — увечный