Я развернула коня к окраинам, и, не оглядываясь, потрусила в обратную от ресторации сторону.

***

Пахло гарью. Над черными развалинами бывшей лавки вился сизый дымок тонкими струйками. Пара предприимчивых горожан разбойного вида волокла большой чан и уцелевшие инструменты.

– Мародеры, – констатировал один из охраны, двинув коня вперед. Я подняла руку, останавливая – мертвым всё равно, и мы здесь не за этим. Пусть живут. Хотя бы эти. Пусть живут.

Гектор писал, что в доме чисто – никого не нашли. Вообще никого. И ни единого следа. Я пыталась прикинуть, сколько мгновений прошло, с того момента, как я отправила Вестник центуриону Лидсу, убравшись из «Кузнечной лавки» – выходило, что не больше десяти.

– Подчистили и сожгли, – прошептала я себе под нос. Быстро работают. Очень быстро.

Хмель выветрился из головы мгновенно, и настроение рухнуло вниз. Малолетних идиотов было жаль. Ровно десять пешек покинули доску.

– Леди?

– Ничего, – я развернула коня в сторону выезда из города – проще ехать Окружной, чем опять толкаться в толпе. – Домой. Я увидела всё, что хотела.

И даже могла предположить, где завтра всплывут тела юных горских искателей истины. Там, где всё начиналось. В Лирнейских.

***

Кантор с охраной нагнали нас у Западных ворот.

Я как раз схлопнула пятый по счёту Вестник, полыхнувший расплавленным золотом, чтобы не отвечать, подняла глаза и… встретилась взглядом с раздраженным до крайности Тиром.

Кантор молча оценил подпаленную алую юбку, витой пояс с аларийскими узорами, пару кос, спускающихся на грудь с вплетенными лентами, и поджал губы ещё сильнее.

– Вестники с маячком? – иначе как Тир умудрился меня найти.

– Леди Блау продолжает выбирать плебеев, вместо того, чтобы разделять интересы своего круга.

– «Своего круга» хватило, – я провела ребром ладони по шее. – Сыта на сегодня. И, передавай привет бабушке. Она покинула прием у магистра в превосходном расположении духа.

Тир втянул воздух сквозь зубы, и тронул поводья, подъезжая ближе ко мне, круп в круп.

– Бабушка… бывает резка…

– Наоборот, – я фыркнула, – одна из самых нормальных в нашем террариуме. Так благожелательна и мила, что я просто жажду повторной встречи!

– Блау! Ты говоришь о моей бабушке, – процедил Тир.

– Не хочешь говорить о сире Тир? Давай поговорим о Граноле, – я тронула поводья и отъехала в сторону.

– Кто? – Кантор зло прищурил глаза.

– Ты. Ты не сказал. Хотя должен был.

– Вайю… всё будет решено и так. Мы выставили участника. Седьмой круг, – отмахнулся Тир.

– Оу. Какая забота, – я улыбнулась в ответ.

– Забота! – он явно рассердился, грубо дернув поводья. – Ты узнала и что бы было? Ты опять поломишься, как секач через заросли, сметая все на своем пути. И ради кого? Ради Ву? – выплюнул он. – Ты уже наломала дел, хватит…

– Очень хочется тебе вмазать, – поделилась я доверительно.

– А давай! – Конь Кантора переступил копытами. – Давай! Двинь! Только не лезь в Гранолу, – прошипел он. – Это не ваши провинциальные игры, в Столице…

– А разве ты не поэтому за мной таскаешься? – я вздернула бровь. – Чтобы я когда-нибудь и за тобой… ломанулась, как секач через заросли? М-м-м… хотел бы этого, Тир?

Кантор вздрогнул.

– Ты вырос в Столице. Там есть хоть кто-нибудь, достаточно сумасшедший, чтобы бросить всё и пойти за тобой, Тир?

Гранола в Столице явление обыденное, Кантор наверняка не видел никакой проблемы в том, что хотел Анастас. А Ву… ему было глубоко наплевать на Фей.

– Нет! – Я ткнула пальцем ему в грудь. – И не будет. Если продолжишь так, – я развернула коня, объезжая Тира.

– Не лезь в это, Вайю. Сегодня нужно отвечать «да» на все просьбы, не лезь в это, – прошептал он торопливо.

– Да, – кивнула я в ответ , и Тир расцвел улыбкой. – …да-пошёл-ты!

***

– Скучал? – я погладила клыки Змея, и мне казалось, что алые глаза–камушки светились укоризной – забрала трофеи, забрала и не вернула. – Потерпи, скоро будут ещё. Лучше, чем были.

Спальня была заперта на засов. Вечерний чай исходил паром в пузатом чайничке на столике, и одно это лучше всего говорило о том, что вернулась Нэнс. Не знаю, как ей это удалось, но все вещи заняли свои места, в комнате стало убрано и чисто.

В собственный дом я прокралась, как вор. С черного хода через конюшни, чтобы никто не начал задавать лишних вопросов.

Лицо в зеркале было изможденным и уставшим. Я провела пальцем по воображаемой линии шрама от удара Виктима и улыбнулась. Глаза остались ледяными.

Я сделала ещё одно усилие и снова растянула губы в улыбке, добавив тепла.

– Так лучше, – теперь девушка в зеркале выглядела на свои пятнадцать. – Нужно немного подождать, Блау. Нужно совсем немного подождать…

Всё было неправильным.

Всё.

Простыни вымокли от пота. Скрученные сбившиеся одеяла валялись на полу у тахты. Осколки снов приходили один за другим, как только я закрывала глаза. Снов, в которых пекло глаза и перехватывало горло от крика.

Целые пальцы на правой руке, расписанный вручную балдахин над кроватью, вместо черных балок темницы и ржавых крюков под потолком, тишина… всё-было-неправильным. Я просыпалась, поправляла купол тишины и шла в купальни, плескать в лицо обжигающе ледяной водой.

Не-успеваю, билось внутри.

Не-успеваю. И… я всё делаю неправильно.

Ответы. Мне нужны ответы.

Я быстро сунула ноги в домашние тапочки, затянула потуже пояс домашнего халата и, прошмыгнув на черную лестницу, сбежала в подземелья.

***

Алтарь спал. Как и все в доме. Крохотные сполохи искр пробегали сверху вниз и тут же гасли.

Предки потратили слишком много энергии в последний раз, — мелькнула сочувственная мысль. — Теперь им снова придется копить очень долго.

Силу я не тревожила, просто положила пальцы на теплую гранитную плиту и легонько погладила. Дядя, даже сквозь сон, наверняка почувствует пересечение границы алтарного зала, но будить его не хотелось.

Молчала я долго, прежде чем начать говорить, косноязычно складывая слова.

Благодарю.

За возможность жить, за возможность сделать вдох этим утром и открыть глаза.

Благодарю. За то, что не оставили глупую дочь свою.

Благодарю. За то, что дядя и Аксель — живы.

За то, что поместье целое и не разрушенное.