было даже обратного адреса, – я на вокзале наняла извозчика и отправилась по старому адресу. Несмотря на то что укачанная тряской в поезде Рената наконец крепко уснула, хозяйка пансиона объявила мне, что постояльцев с маленькими детьми она не принимает.

Но она была женщина добрая и, увидев, в каком я отчаянном положении, послала меня с рекомендательной запиской на загородную виллу своей кузины фрау Цвик, где меня и поселили с условием, что я не задержусь дольше двух недель. Вдобавок к чистой комнате и удобной постели фрау Цвик позволила своей горничной Эльзе за умеренную оплату присматривать за Ренатой несколько часов в день, пока я буду мотаться по городу в надежде найти работу и жилье.

Для начала я приняла ванну, искупала Ренату и сладко заснула под мерный шорох деревьев за окном виллы. Я давно сбилась со счета, пытаясь вспомнить, сколько ночей мы с моей крошкой качались на жестких вагонных скамейках, а иногда просто сидели на нашем потрепанном чемодане, брошенном на затоптанный пол какой-нибудь безымянной железнодорожной станции.

Только сейчас я поняла, как удобно и привольно мне жилось до сих пор под надежным крылом семейного благополучия. Все мои беды и трагедии показались мне мелкими и ничтожными в сравнении со страшной бездной и разрухой войны. А ведь война только начиналась, и еще были живы миллионы, которым суждено было в этой войне погибнуть. Пока у меня оставались какие-то деньги, мне нужно было срочно устраивать свою жизнь одинокой матери в чужой стране.

Я решила начать с клиники Бургольцли – меня там знали, я там лечилась, я проходила там медицинскую практику и работала там врачом. Нисколько не сомневаясь в доброжелательном приеме, я постучала в кабинет неизменного директора клиники профессора Блейлера, который когда-то дал мне рекомендацию для поступления в университет.

Его приветствие окатило меня ушатом ледяной воды:

– Хоть вы и поменяли фамилию, фрау Шефтель, нам известно, что вы дали согласие, чтобы ваше имя стояло на титульном листе изданий группы профессора Фрейда!

– А разве это так важно? – с искренней наивностью удивилась я.

– Это не просто важно, это жизненно важно! Вы связались с группой шарлатанов, далеких от науки, и вряд ли это поможет вам найти работу в нашей образцовой клинике!

Обескураженная и до боли обиженная, я побрела по коридорам клиники в надежде встретить юнгу. Не найдя ни одного кабинета с табличкой «Доктор К. Г. Юнг» на двери, я решилась спросить о нем у пробегающего мимо юноши в белом халате.

– К сожалению, доктор Юнг больше у нас не работает.

– А в университете?

– И в университете тоже. Говорят, он открыл частный прием больных в своем доме в Кюснахте, – заметив мой оторопелый взгляд, юноша добавил шепотом: – А главное, ходят слухи, что он очень нездоров и вообще перестал заниматься психотерапией, потому что сам в ней нуждается.

Хоть я понимала, что должна спешить на виллу фрау Цвик, чтобы не слишком задерживать Эльзу, я все же зашла на телеграф и отправила четыре телеграммы – Павлу в Берлин, маме в Ростов, третью своей бывшей подруге в Лозанну в надежде, что та поможет мне найти там работу, и четвертую Эмме Юнг в Кюснахт с просьбой позволить мне к ней приехать. Эту телеграмму я подписала «фрау Сабина Шефтель».

Я, как всегда, была изобретательна: ожидая ответов на свои телеграммы, особенно от мамы, обещавшей перевести мне деньги, я разработала детальный план посещения дома Юнга в Кюснахте, поскольку я не видела другой возможности с ним связаться. Подозревая, что Эмма меня не забыла и до сих пор меня ненавидит, я решила взять с собой Ренату как доказательство исключительно делового характера моего визита.

Мама тут же прислала письмо с выражением полного слез восторга от той ловкости, с которой я умудрилась пробраться в Швейцарию, Павел и подруга хранили молчание, зато Эмма любезно позволила мне навестить ее послезавтра в три часа дня.

В день нашего визита накрапывал мелкий дождик, но я хорошо устроила Ренату в коляске с зонтиком, и мы благополучно добрались до Кюснахта на маленьком речном трамвайчике, регулярно ходившем из Цюриха в пригороды.

Чтобы не мозолить Эмме глаза своей экзотической внешностью, я надела самое скромное из моих платьев и гладко зачесала волосы назад, закрутив концы в специально для этой цели купленную безобразную сетку мышиного цвета. Такими мы и предстали перед ней – кроткая одинокая мать в жалкой одежде с крошечной девочкой, полной соплей и слез. Эмма тоже выглядела не слишком нарядной и счастливой – боюсь, она надела сегодня маску печали не ради моего визита, а носила ее давно с привычным равнодушием.

– Значит, вы теперь фрау Шефтель, фройляйн Шпильрайн? – спросила она жестко, сразу узнав меня, несмотря на весь мой маскарад. – Вы что, вышли замуж?

– Да, уже два года назад.

– Поздравляю. И чем я могу вам помочь?

– Я в безвыходном положении: я – иностранка с русским паспортом и во время войны не могу жить ни в Германии, ни в Австро-Венгрии. Мой муж – российский подданный, его высылают в Россию. Мне необходимо срочно устроиться на работу в Швейцарии, чтобы прокормить себя и дочь.

– Я охотно верю, что вам это необходимо, но при чем тут я?

Она была действительно ни при чем, я так ей и сказала:

– Я надеялась, что доктор Юнг сможет мне помочь.

И тут Эмма засмеялась, если можно было назвать смехом этот странный звук, больше похожий на скрип несмазанной двери:

– Вы ищете помощи доктора Юнга? А я ищу кого-нибудь, кто смог бы помочь ему!

– А что с ним? Мне сказали, что он ушел и из клиники, и из университета.

– Слава богу, что он еще не ушел из жизни.

– Боже мой, что с ним? Он болен?

– Знаете что, поезжайте и посмотрите сами!

– Куда нужно ехать? Разве он не дома? – Все это время мне казалось, что юнга прячется где-то за портьерой, не желая столкнуться со мной лицом к лицу на глазах жены.

Но Эмма не подтвердила мои подозрения – она вынула из ящика подробную карту озера и показала мне обведенную красными чернилами маленькую точку:

– Он на этом острове. Он купил там кусок берега и строит какую-то башню, в которой он надеется спрятаться от человеческой злости и зависти.

Пока я разглядывала карту, Эмма вызвала служанку и велела ей собрать корзинку с едой для господина доктора.

– Чтобы он опять выбросил ее в озеро? – дерзко отпарировала служанка.

– Может, из рук фрау Шефтель он