Бесполезным или небесполезным было упорство расколоучителей, нужна была или нет та жертва, которую приносили они?

Официальные историки Церкви считают, что хотя и совершены были во время церковной реформы ошибки, но расколоучители все равно не правы. Они должны были смириться и подчиниться Церковным Соборам.

Нам кажется, что это не совсем верно. Смирение, разумеется, замечательное свойство, но именно упорство первых расколоучителей, именно их жертвенность и противостояла облигаридиванию Русской Церкви, которое при полнейшем попустительстве Алексея Михайловича могло совершиться тогда.

Напомним, что в 1666 году уже шесть русских епископов получили от Лигарида свое посвящение, еще недолго, и их стало бы больше, чем епископов Никонова посвящения…

И разве не жертвенность расколоучителей заставляла оробевших перед газским мошенником иерархов Русской Церкви смягчать свои решения.

То примирение, которое происходило до 1666 года в Русской Церкви, как церковные, так и старообрядческие историки обходят вниманием, но если изменить этому обычаю и все-таки познакомиться с материалами Церковных Соборов 1666 года, то нетрудно увидеть, что намечалась вполне реальная возможность избежать раскола, двигаясь в этом направлении, можно было мирно выбраться из вражды.

«В своем воззвании к пастырям церкви Собор 1666 года внушает всем пастырям держаться новоисправленных Никоном книг, при этом, однако, вовсе не упоминает о старых книгах, как неправых; вовсе умалчивает и о старом обряде, как испорченном, а только рекомендует обряд новоисправленный, не показывая его отношения к старому… – пишет Н.Ф. Каптеров. – Так, Собор предписывает знаменовать себя в крестном знамении тремя перстами, но при этом вовсе не говорит, чтобы двоеперстная форма перстосложения, которой в то время держалось большинство, была неправославная, еретическая-армянская, как ранее торжественно уверял в этом антиохийский патриарх Макарий, не говорит, чтобы двоеперстие было недопустимо для православных».

2 ноября 1666 года Москва встречала патриархов, прибывших для суда над Никоном.

Еще за городом ожидал высоких гостей рязанский архиепископ Иларион. У Земляного вала – крутицкий митрополит Павел с крестами, иконами и многочисленным духовенством. Павел сказал речь, которую тут же переводили на греческий язык.

Патриархи облачились в омофоры, епитрахили и митры. Приложившись к иконам и благословив духовенство, крестным ходом пошли в город.

У каменной ограды Белого города патриархов ждал ростовский митрополит Иона, а возле Кремля, на Лобном месте, – казанский митрополит Лаврентий. Перед Успенским собором – новгородский митрополит Питирим.

Молебствие было коротким. Утомленных патриархов провели на Кирилловское подворье.

В субботу они отдыхали, а в воскресенье, 4 ноября, патриархов принял государь.

– Даст тебе Царь Христос благоденственное житие на укрепление тверди церковной, – уверили патриархи Алексея Михайловича, – на радость греческого рода и на славу бессмертную русского народа.

Уверению этому – увы! – не суждено было сбыться, но Алексей Михайлович не знал еще, что впереди у него Крестьянская война Степана Разина, Соловецкое восстание, бесконечные самосожжения раскольников…

В ответной речи он поблагодарил Бога, подвигшего патриархов предпринять такое дальнее путешествие в Россию для избавления Русской Церкви от бедствий, поблагодарил и самих патриархов, перенесших все трудности пути, пожелал им щедрого за то воздаяния в настоящей жизни и будущей…

Нам неведомо, как сложилась вечная жизнь патриархов Макария[67] и Паисия[68], но насчет воздаяния в земной жизни пришлось хлопотать самому Алексею Михайловичу. Он очень много денег потратил из казны, добиваясь восстановления Макария и Паисия на престолах, с которых их согнали еще до поездки в Москву. Но и об этом тоже не знал тогда ничего благочестивый государь Алексей Михайлович…

На следующий день посланы были государем подарки патриархам, а 7 ноября начался суд над Никоном.

Дождался-таки Паисий Лигарид своего звездного часа.

Работа была поручена ему не шибко почетная – ознакомить патриархов с положением дел, но Лигарид любую работу умел сделать так, чтобы она и определяла дальнейший ход Собора.

Первым делом Паисий Лигарид перечислил оскорбления, которые нанес Никон Вселенским патриархам. Александрийского патриарха Никон оскорбил, присвоив себе имя патриарха-папы. Иерусалимского – тем, что именовал себя патриархом Нового Иерусалима, как по невежеству и бесстыдству своему назвал свой монастырь. Константинопольского – захватом Киевской митрополии. Антиохийского – попыткой поставить Русскую Церковь выше Антиохийской.

Затем Паисий Лигарид обвинил Никона в попытке уподобить себя Всевышнему. Отроков, прислуживающих ему при богослужении, Никон именовал херувимами и серафимами. В алтаре же сам Никон чесался гребнем. Был он, как заявил Лигарид, любостяжателен – закрывшись, любил пересчитывать деньги и драгоценные меха…

На заседании Собора 18 ноября блестяще и убедительно были отвергнуты претензии Алексея Михайловича назвать этот Собор Вселенским. Паисий Лигарид объяснил, что было семь дней творения, семь труб, от которых пал Иерихон, значит, и Вселенских Соборов тоже должно быть только семь.

Ну а если уж собирать Вселенский Собор, то с какой стати в Москве? Ни к чему было, считал Лигарид, поощрять московскую гордыню. Хватит москвичам и того, что к ним на Поместный Собор приехали Вселенские патриархи, они присутствуют здесь, чтобы судить русского патриарха Никона и Русскую Церковь, уклонившуюся от православия.

Не очень-то понравилось Алексею Михайловичу это решение, но убедительными были аргументы газского митрополита. Великий государь вынужден был согласиться. Обидно, конечно, что такая не очень-то православная страна досталась, а что поделаешь, где другую державу возьмешь?

5 декабря на седьмое заседание собрались в столовой избе государя.

Когда привели Никона, встал антиохийский патриарх Макарий и на всякий случай известил Никона, что они с Паисием пришли в Москву не милостыни просить, а судить.

– Мы все четыре патриарха – преемники святых апостолов. Я – преемник князя апостолов Петра. Мой брат Паисий – преемник Иакова, брата Господня. Все, что мы будем говорить – это от уст апостолов и евангелистов!

Затем слово взял патриарх Паисий.

– Никон! – вопросил он. – Зачем ты с клятвою от патриаршего престола из Москвы отошел?

Сурово и властно, как и подобает настоящему патриарху, говорил Паисий.