Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И тут второму волу — тому, который теперь существовал, — пришло в голову спеть своему приятелю песенку. Эту песенку они пели, когда были еще телятами. Мелодия была грустная, и начиналась песенка так:
Одинокий белый вол
Молочка попить пошел,
Му-му-му, му-му-му,
И случайно под елочкой
Познакомился с телочкой,
Му-му-му, му-му-му.
Не успел вол исполнить первый куплет, как рога его несуществующего товарища дрогнули. Несколько раз вздохнув, бедное животное выжало из одного глаза слезинку, такую маленькую, что она даже не могла выкатиться и капнуть. К счастью, Дельфина заметила, как она блеснула, осторожно подцепила ее кисточкой и размазала по портрету. Вол тотчас же сделался видимым. И как раз вовремя. Родители, а с ними и ветеринар уже появились на лужайке. При виде волов, осла на четырех ногах и лошади, красовавшейся в полный рост, все трое онемели от изумления. Ветеринар, который больно ушибся и был очень сердит, ехидно спросил:
Так это и есть волы, которых не существует, осел без двух ног и лошадь ростом с кролика? Насколько я вижу, они не очень-то страдают от этих тяжких болезней.
— Что за наваждение, — забормотали родители. — Только что в хлеву…
— Вам это пригрезилось. По-моему, вам следовало бы пригласить не ветеринара, а доктора. Я лично не потерплю, чтобы меня беспокоили попусту. Да, да! Не потерплю!
Родители начали извиняться наперебой. Наконец ветеринар смягчился и сказал, указывая на Дельфину и Маринетту:
— Ну, на этот раз я вас прощаю, и то только потому, что у вас такие хорошие дочки. Сразу видно, что они очень умные и послушные. Не так ли?
Девочки покраснели до ушей и не смели слова вымолвить, но уточка, не растерявшись, ответила:
— О да, сударь! Послушнее их на всем свете не найти.
Кот Альфонс
Однажды вечером, возвращаясь с поля, родители Дельфины и Маринетты увидели, что их кот Альфонс сидит на краю колодца и умывается.
— Ну вот, — сказали они, — кот трет лапкой за ухом. Значит, завтра жди дождя.
И в самом деле, назавтра полил дождь. После обеда родители работали на конюшне, а девочки играли в кухне в салочки и бегали вокруг стола. Кот сидел на подоконнике и поглядывал то на них, то на улицу.
— Вам не следует играть здесь в салочки, — сказал он строго. — Дело кончится тем, что вы опять что-нибудь разобьете.
— Тебя послушать, — сказала Дельфина, — так получится, что играть не следует ни во что.
— Да, да, — подхватила Маринетта. — Если слушать Альфонса, то надо весь день спать.
Кот спорить не стал. Девочки продолжали игру. На столе стояло фаянсовое блюдо. Гоняясь друг за дружкой, они схватились за ножку стола и случайно его наклонили. Блюдо тихонько соскользнуло со скатерти, упало на пол и разбилось вдребезги. Дельфина и Маринетта хором ахнули. Кот даже головы не повернул.
— Альфонс, блюдо разбилось. Что делать?
— Собрать осколки и выбросить на помойку. Может быть, родители не заметят… Но нет, уже поздно. Вон они идут.
Родители увидели осколки и страшно рассердились.
— Что за дикие игры! — возмутились они. — Такое прекрасное блюдо! Ему было сто лет! Вам это так не пройдет! Играть на сегодня запрещается! А завтра, если не будет дождя, вы отправитесь к тете Мелине!
Девочки побледнели и умоляюще сложили руки.
— Упрашивать бесполезно! Если дождя не будет, отправитесь проведать тетю Мелину и отнесете ей баночку варенья.
Тетя Мелина жила в соседней деревне. Это была очень злая беззубая старуха с колючим подбородком. Дельфине и Маринетте она приходилась дальней родственницей. Она нарочно держала на полке старые бутерброды, чтобы они как следует заплесневели к приходу девочек, и подавала им к чаю. Когда Дельфина и Маринетта, здороваясь, целовали ее, она дергала их за волосы, притворяясь, будто гладит. Вдобавок она утверждала, что девочки очень на нее похожи и что не пройдет и года, как они сделаются точной ее копией. Одна мысль об этом всякий раз приводила сестер в ужас.
— Бедняжки, — вздохнул кот. — Из-за старого выщербленного блюда такое жестокое наказание!
— Ты-то что вмешиваешься? Уж не ты ли помог этим негодницам его разбить?
— Что за подозрения? — обиделся кот. — И вообще, раз вы говорите со мной таким тоном, я ухожу. Маринетта, открой-ка мне окно.
Маринетта открыла окно, и кот спрыгнул во двор. Дождь как раз только что кончился, и легкий ветер разгонял облака.
Вечером девочки отправились в сарай за дровами и обнаружили там кота. Дельфина сквозь слезы смотрела, как он умывается.
— Альфонс, — сказала она вдруг.
— Что, деточка?
— Мне пришла в голову одна мысль. Стоит тебе только захотеть, и мы не пойдем завтра к тете Мелине.
— Я готов ради вас на все, но что я могу поделать с родителями?
— Тебе не придется ничего с ними делать. Помнишь их слова? Мы пойдем к тете Мелине, если не будет дождя!
— Ну и что?
— Да ведь достаточно тебе потереть лапкой за ухом — и будет дождь!
— И впрямь, — сказал кот. — Я об этом даже не подумал. Клянусь честью, мысль прекрасная!
И он тут же принялся усердно тереть лапкой за ухом.
За ужином родители долго говорили о тете Мелине и обсуждали, какое варенье ей лучше послать, клубничное или малиновое. Остановились они на клубничном.
Однако назавтра небо было серое, и с утра зарядил дождь.
— Ничего, это ненадолго, — говорили родители. — Ведь на дворе май месяц. Скоро разгуляется.
Они велели девочкам нарядиться в воскресные платьица и повязали обеим в волосы розовые банты. Но дождь шел все утро, весь день и весь вечер до наступления темноты. Воскресные платьица и банты пришлось снять.
В тот вечер Альфонс, умываясь, снова потер лапкой за ухом, и на другой день опять лило как из ведра. Идти к тете Мелине, разумеется, было нельзя. Так продолжалось целую неделю. Родители уже забыли и о фаянсовом блюде, и о тете Мелине, но постепенно начали косо посматривать на кота. Они то и дело перешептывались, но никто не мог узнать о чем.
Как-то рано утром — дождь лил восьмой день — родители собрались на станцию: нужно было отправить в город картофель. Когда Дельфина и Маринетта встали, они увидели, что родители шьют на кухне большой мешок. На столе лежал увесистый камень. Тут в кухню вошел кот и вежливо со всеми поздоровался. Вместо ответа родители схватили его, сунули в мешок и, опустив туда же камень, затянули отверстие крепкой