и терпеливый, как почти все его собратья. Он все видел, все слышал и был возмущен наглым поведением гуся. Как только девочки сумели вырваться, они бросились прямо к ослику за плетень. Гусь не стал их догонять и удовольствовался тем, что крикнул вслед:

— А мяч ваш я конфискую! Это научит вас уважать меня впредь.

Он взял мяч в клюв и принялся важно расхаживать по лугу, выпятив грудь. Зоб у него раздулся, и вид был возмутительно вызывающий.

— Ослик, несмотря на свой кроткий нрав, не выдержал.

— Полюбуйтесь на этого дурня! — крикнул он. — Щеголяет с мячом в клюве! Хорош, нечего сказать. Где же была твоя спесь месяц назад, когда хозяйка ощипала тебя, чтобы набить подушку?

От гнева и унижения гусь чуть не подавился мячом. Но в это время на лугу появилось его семейство. Полдюжины гусят шествовали за мама- шей-гусыней. Гусь-отец встретил их на середине луга и сказал:

— Вот вам игрушка. Я отобрал ее у двух невоспитанных девчонок. Берите и играйте.

Гусята обступили мяч, но что с ним делать, они не знали. Наконец они решили, что это яйцо какой-нибудь незнакомой птицы, и отошли со скучающим видом.

— Никогда в жизни не встречал таких глупых гусят, — заворчал гусь. — Сейчас я покажу вам, какая это отличная игрушка. Ну-ка, жена, брось мне мяч. А вы смотрите!

Убедившись, что взгляды устремлены на него, он крикнул:

— Готовы? Итак, двойной поворотик!

Пока гусыня пыталась попасть лапой по мячу, гусь завертелся на месте, как недавно вертелась на его глазах Дельфина. Он очень старался и даже сделал без остановки целых три поворота вместо двух. Тут голова у него закружилась, он шагнул раз, шагнул другой, повалился на правый бок, потом на левый да так и остался лежать, вытянув шею и вращая глазами. Ослик так смеялся, что упал на землю. Веселье было всеобщим, и даже гусята не могли удержаться от смеха. Маринетта потребовала, чтобы гусь отдал мяч.

— Ты же видишь, что это игрушка не для гусей, — добавила она.

— Я сказал, что конфискую мяч, — ответил гусь, кое-как поднявшись. — Значит, говорить не о чем.

И сколько девочки его ни упрашивали, он и слушать ничего не желал. Наконец гусиное семейство двинулось к пруду. Когда они проходили мимо плетня, один из гусят, самый любознательный, спросил, указывая на мяч:

— Мама, а какая птица его снесла?

Гусята засмеялись, а отец сердито сказал:

— Замолчи, ты просто-напросто осел!

Он нарочно произнес эти слова погромче и бросил взгляд за плетень. Для ослика это был удар в самое сердце. Но он пересилил обиду и стал утешать девочек:

— Еще не все потеряно. Отправляйтесь на пруд. Гусь наверняка оставит мяч на берегу. Вы подойдете и возьмете его, пока он будет купаться, вот и все. А пока скажите мне…

Ослик тяжело вздохнул и откашлялся.

— Вот гусь сейчас назвал одного из своих гусят ослом. И люди тоже, когда хотят обругать кого-нибудь, говорят: «Осел!» Я не понимаю, почему это так?

Девочки покраснели: они и сами, случалось, называли так своих одноклассников.

— По-моему, это не вполне справедливо, — уклончиво ответила Дельфина.

— Так вы не думаете, что я глупее, чем гусь? — с надеждой спросил ослик.

— Нет, нет, что ты… — сказали девочки, но особой уверенности в их голосе не чувствовалось. Бедный ослик понял, что без доказательств ему не удастся их убедить.

Подойдя к берегу, девочки потеряли последнюю надежду получить назад свой мяч. Он плавал на самой середине пруда. Гусята теперь играли в него с куда большим удовольствием, чем недавно на траве.

— Ха-ха-ха! — захохотал гусь. — Вы думали, я оставлю мячик на берегу! Я не так глуп. Не видать вам вашего мяча как своих ушей.

Он не признался, что на самом деле просто швырнул мяч в воду со злости. Не знал, как от него отделаться, вот и швырнул. Он думал, что мяч потонет, как обыкновенный камень, и очень удивился, когда увидел, что он плавает.

Девочки побрели домой. Погода внезапно испортилась. Подул резкий осенний ветер, стало холодно. Дельфина и Маринетта боялись, что им попадет за мяч, но родители даже не заметили пропажи.

— Никогда еще холода не наступали так рано, — сказал отец. — Я уверен, что ночью ударит настоящий мороз.

— К счастью, это ненадолго, — сказала мать. — Ведь до зимы еще далеко.

Ослик издали видел, как, понурив голову, прошли девочки и как чуть позже прошагал довольный гусь со своим выводком. Он гордо нес мяч в клюве.

— Эй, длинноухий! — загоготал гусь. — Я несу эту штуку в тайник. И ни тебе, ни твоим скверным девчонкам его в жизни не отыскать.

— Пф! — презрительно отозвался ослик. — Мы даже трудиться не станем. Я заставлю тебя завтра же вернуть мяч, причем сам и копытом не шевельну.

И ослик весело расхохотался. Ему пришла в голову прекрасная мысль. Она зародилась как раз в самых кончиках его длинных ушей, которые уже начал пощипывать мороз.

Назавтра ослик отправился на луг пораньше. Мороз с утра стоял такой, какого уже много лет не было в этих краях. Не прошло и пяти минут, как появился гусь с семейством. Ослик вежливо поздоровался и спросил гусыню, далеко ли они направляются.

— На утреннее купание, — ответила та.

— Дражайшая гусыня, — сказал ослик, — мне очень жаль, но я принял решение, что вы сегодня купаться не будете.

— И ты полагаешь, — сказал гусь снисходительно, — что тебе достаточно принять решение и я подчинюсь?

— Ничего не поделаешь, подчиниться тебе придется. Сегодня ночью я запер твой пруд и не отопру до тех пор, пока ты не вернешь мяч.

«Спятил, наверное», — подумал гусь и сказал гусятам:

— Ну, дети, вперед, идем купаться! Сам не понимаю, зачем я теряю время на разговоры с этим длинноухим наглецом.

Едва завидев издали пруд, гусята закричали от радости: никогда еще поверхность его не казалась им такой гладкой и сверкающей. Гусь-отец тоже ни разу не видел льда и даже не слыхал о нем. Прошлая зима была такой мягкой, что вода нигде не замерзала.

— Приятное нас ждет купание! — воскликнул он.

Как глава семейства, гусь, по обыкновению, подошел к воде первым и вскрикнул от изумления. Вместо того чтобы погрузиться в воду, он ступил на скользкое и гладкое зеркало.

— Неужто он и впрямь запер наш пруд? — забормотал гусь. — Быть этого не может… Наверно, вода будет дальше.

Несколько раз он пересек пруд вдоль и поперек, и повсюду под ногами у него оказывалось все то же холодное прочное стекло.

— Похоже, пруд и в самом деле заперт, — поразился гусь.

— Какая досада! —