Верити, кажется, вернула себе хрупкое подобие самоконтроля.

– Я не о своей безопасности пекусь, Кук. Там, внизу, маленькие дети.

Он посмотрел на нее и рассмеялся:

– Что ж, придется вам стать пожестче. Мы правда ничего не можем сделать. К тому же они не будут особенно страдать. С ними поступят так же, как с пленниками с Венеры, – долго их здесь не продержат. Через них тоже пропустят ток, их парализуют или оглушат и вытащат из ямы как полудохлую рыбу.

Я взглянула на него:

– Как вы можете быть таким бессердечным, Берт? Даже вы…

– А какой у меня выбор…

– Эй, это же Берт Кук! Чудовище, ты предал нас! Давайте, ребята…

Из глубины ямы будто бы вздыбилась людская волна. Я увидела одного человека, потом другого, потом стену облепил целый рой тел, и третий человек поднялся по спинам товарищей и попытался схватиться за сетку, за которую в итоге зацепился. Эти действия были явно отработаны заранее, и импульсом к началу стал выпад против Кука. Упомянутый третий мужчина был грязен и плохо выбрит – но я заметила, что у него прекрасные черты лица и умные глаза: может быть, я мыслила предвзято, да и внешность обманчива, но он выглядел как мыслитель, юрист, учитель или писатель. При этом лицо его было искажено ненавистью, и я представила, как он раздирает Берта Кука на части голыми руками. Но все, что он мог, – отрывисто ругаться из-за сетки.

Машина, охранявшая заключенных, громко загудела и двинулась по направлению к яме. Но Кук проворно встал на ее пути, загораживая проход. Он вынул из кармана куртки горсть каких-то черных камешков и принялся бросать их в яму, целясь в карабкающегося наверх мужчину.

– А ну назад в яму, дикарь! Я сказал, назад!

Несколько камешков отскочили от решетки, другие упали внутрь ямы, не причинив пленникам никакого вреда. Но один из камней попал карабкающемуся мужчине прямо в лоб, и тот с воем упал назад. Вновь раздался яростный рев, смешанный с мольбами, которые стали еще более отчаянными, когда Кук потащил нас прочь от ямы и мы исчезли из поля зрения пленников.

Верити схватила меня за руку и сжала ее что есть силы.

Кук шел и ухмылялся, явно довольный собой.

– Нам еще многое предстоит увидеть.

– Эта галька, которую вы бросали… – начала я.

– Это не галька.

– Можно посмотреть?

Он оглянулся, чтобы удостовериться, что марсиане за ними не наблюдают, потом вновь засунул руку в карман куртки. Камни, которые он вынул, были черными, переливающимися и заостренными.

– Кремни, – произнесла я.

– Не просто кремни. Посмотрите на них. Посмотрите на их грани…

Верити взяла один из камней и повертела в руках.

– Кто-то их раздробил, – она взглянула на Кука. – Вы?

– Нет, не я. Я пытался – в конце концов, кремневые отложения здесь в буквальном смысле под ногами, – но только палец повредил. Может, когда-нибудь научусь. Нет, я стянул их из музея.

– Из музея? – переспросила я. – То есть они доисторические. Лезвия топоров и наконечники копий.

– Именно. Однажды я попробовал пронести один из таких камешков внутрь прямо под носом у марсиан… Если ты пытаешься пронести оружие, они всегда тебя останавливают. Даже лук со стрелами. Однажды я чисто для проверки взял набор маленького лучника в магазине игрушек – так они и его забрали. Но камни они игнорируют – даже заостренные. Они не распознают их истинной цели.

– Не видят в них инструментов, – изумленно произнесла я. – Не понимают, что это оружие каменного века. Оружие, которым человек пользовался на протяжении большей части своей истории.

– Ха. Берите ближе. Матушка моей Мэри всю жизнь провела здесь неподалеку, и дедушка рассказывал Мэри, что в его детские годы рабочие, плотники и тому подобный люд, когда хотели сделать работу быстро, а ножа под рукой не было, не видели ничего лучше, чем подобрать кремень, отломить кусочек и наточить его хорошенько. Один оригинал даже умудрялся с его помощью бриться.

– Но марсиане их не распознают как оружие, – повторила Верити. – Не считают инструментами.

Я кивнула.

– Может быть, они и помнят что-то о своем прошлом – это сохранилось в облике машин, в странной искусственной экологии, которую они сами изобрели. Но свой собственный каменный век они позабыли…

– Если, конечно, он у них вообще был – не факт, что геология Марса это позволяет, – сказала Верити. – А вы, Берт, – вы кричали, что человеческим заключенным никак не поможешь, и в то же время бросали им заостренные камни прямо на глазах у марсиан!

– Этого слишком мало, – ответил Берт, слегка смущенный тем, что его план раскрыли. – Даже кремень не сможет разрезать металлическую сетку, я проверял. Ничто не может ее разрезать.

– Не понимаю, – недоуменно сказала я. – Зачем же тогда нужны эти камни?

Верити терпеливо произнесла:

– Кремень не может разрезать решетку. Но он может резать человеческую плоть, Джули.

И тут до меня дошло.

– Это наилучший выход, – произнес старый артиллерист. – Для тех, у кого хватит силы воли это сделать. Или спасти таким образом детей. Так что, можно сказать, я бросаю им своего рода вызов.

Переварить такое было по-настоящему тяжело – вероятно, потому, что у меня не настолько богатое воображение, как у Кука или, например, Уолтера.

– Что ж, в таком случае вы делаете доброе дело, Берт, – произнесла я.

– Это все, что я могу.

– У вас все-таки есть сердце…

– Не смейте никому об этом рассказывать.

– Со стороны и не скажешь.

Он взглянул на меня неприветливо.

– Марсиане об этом тоже пока не знают, но если догадаются, то моей маленькой игре конец. Они пытаются нас понять. Ставят эксперименты. Вы сказали, что пришли сюда, чтобы поговорить с марсианами. Тогда для начала вам стоит увидеть, чем они занимаются. И понять, что к чему. Именно это я вам сейчас покажу.

Он проводил нас к той части базы, где довольно глубокие круглые ямы были расположены рядами в строгом порядке. Над каждой была натянута металлическая сетка, и рядом с каждой стояла многорукая машина – недвижный страж, не знающий усталости. Теперь я слышала тихий стон и бессильный плач, причем явно не одного человека, а сразу многих. Я непроизвольно попятилась. Думаю, я так бы и не решилась подойти, если бы не поддержка Верити, – к тому же мне не хотелось показывать свою слабость ни Берту Куку, ни окружающим нас марсианам.

В первых нескольких ямах, впрочем, не обнаружилось ничего нового, кроме смертельно бледных и измученных призраков, которые когда-то были людьми: мужчин, женщин и детей, на несколько часов заключенных вместе, чтобы потом принять свою еще более страшную участь. Отличие состояло в том, что в расположении этих ям будто бы был какой-то строй, какая-то закономерность, они напоминали огромное игровое поле с клетками. Я знала, что человеческие ученые проводят эксперименты в похожих условиях. Если они хотят проверить, например, эффект от разных сочетаний ингредиентов для нового лекарственного средства, они разрабатывают матрицу комбинаций и реализуют ее в лаборатории, – и это было похоже на то, что я наблюдала здесь.