– Ты воспользуешься этим оружием? Мы же сейчас в самом логове, а Куку удается безнаказанно здесь бродить. Если бы мы могли попасть в хранилище крови, о котором он говорит…

– Нет, – я отпрянула и отвернулась. В смятении, измученная, я сейчас действовала на инстинктах, и они говорили мне, что травить никого нельзя. – Если мы используем этот беспощадный патогенный вирус из африканских джунглей, чем мы будем лучше марсиан? И даже если мы преуспеем, этого будет недостаточно. Даже если мы отравим этих марсиан, другие найдут противоядие, и на Землю будут прибывать все новые и новые цилиндры…

Верити беспомощно спросила:

– Так что же тогда делать?

Решение озарило меня как вспышка света.

– Один из читателей моих мемуаров, – как-то раз сказал мне Уолтер Дженкинс, – раскритиковал мою точку зрения на то, что случилось с марсианами на Земле в 1907 году.

Я тогда ответила:

– Ты имеешь в виду их массовую смерть от вируса? Как именно раскритиковал? Насколько я знаю, это был продуманный и логичный вывод.

– У него были претензии к логике повествования. В смысле, к литературным качествам моей книги. Потому что, учитывая всю нашу борьбу с марсианами, этот конец слишком сильно напоминал явление «бога из машины». Эти бактерии, говорил он, появились буквально ниоткуда и гарантировали моей истории неожиданный счастливый финал – все жили долго и счастливо. Как будто я обманул своих читателей. Как будто я это придумал! Как будто все это – художественная литература!

– Это не тот же, кто критиковал твоего «Человека тысячного года»?

– Нет, другой, но я от него тоже натерпелся. Мне пришлось указать этому доморощенному критику на то, насколько тщательно я подготовил читателей к финальному повороту событий, – это понятно с первого абзаца, если внимательно читать текст. В начале я говорю, что марсиане следили за нами, «как человек в микроскоп изучает эфемерных тварей, кишащих и размножающихся в капле воды». Потом я потрудился подробно рассказать, как зараза проникла в красную траву и другую пищу марсиан еще до того, как в их кровь попал вирус… И так далее, и тому подобное! Бактерии были еще в самом начале! И еще мне хотелось донести до этого парня, что он упустил в этой книге главное. Это был не роман, это была историческая хроника, и появление бактерии для разрешения конфликта выглядит вполне логичным, оно было просто необходимо и обусловлено как исторически, так и биологически. Все дело в контексте, Джули. Марсиане никогда не вступали с людьми в войну. Мы просто стояли у них на пути – или, точнее, были одним из их трофеев. Это была война Марса против Земли, марсианских организмов против миллиардов лет земной эволюции. Не война существ, а истинная война миров. И в финале вовсе не было «бога из машины». Нет, победила Земля.

Сейчас, стоя в самом центре кошмарной ямы, я как будто слышала голос Уолтера, нашептывающий мне все это. Конечно, убийца в моей крови – это не решение, и ни одно человеческое оружие не может быть решением. И Фрэнк тоже это понял, когда смотрел, как красная трава поглощает и убивает земную жизнь, – именно на поверхности земли развернулась настоящая война, война между почвами, война между разными формами жизни.

Думаю, дело было в напряжении и потрясениях последних нескольких дней. А может быть, сыграли свою роль воспоминания о Бене Грее – как он, прежде чем взорвать гранату, уничтожившую его самого, тщательно удостоверился, что я и мои спутники останемся невредимы. Если он в такой ситуации был способен здраво мыслить, неужели я не смогу?.. Как бы то ни было, дальнейшие события я посвятила памяти Грея.

Ибо, стоя там, я в первый и единственный раз за всю свою жизнь размышляла как Уолтер Дженкинс. И в моем сознании будто бы открылось окно. Мне показалось, что я вижу, чем все закончится, что я вижу выход. И он все время был у меня с собой – нет, речь не о смертельном вареве, которое текло по моим венам: решение хранилось в потрепанной кожаной папке, которую я привезла с собой из Берлина по просьбе бедного Уолтера. Или, точнее, решение скрывалось в тех идеях, из которых вырос проект Уолтера, идеях, которые стали базисом для Лжи Эрика и его руководства и которые сам Уолтер будто бы в какой-то момент потерял из виду.

Это была война миров. И именно так на ней нужно было сражаться и побеждать.

Я в нетерпении схватила Верити за руку. Мне хотелось, чтобы она тоже это осознала.

– Оглянись вокруг, Верити! Это Англия, и здесь находятся создания из двух других миров – с Марса и с Венеры. Это межпланетная война, как и говорил Уолтер, и именно так мы должны к ней и относиться! И никакой мелкий саботаж ни к чему не приведет.

Насколько я помню, в тот момент она выглядела сбитой с толку и совершенно запутавшейся. Она спросила:

– А что тогда делать?

Мой мозг все еще работал непривычно быстро, и план продолжал формироваться в голове в тот самый момент, когда я его описывала. Я вспомнила о Мариотте и о том, как он хвастался, что умеет изменять земную твердь, и рассмеялась во весь голос.

Верити смотрела на меня с подозрением.

– Джули?

– Я знаю, что нам делать. Но сейчас нам нужно выбираться отсюда.

– Отлично. А потом?

– А потом связаться с Эриком Иденом и Мариоттом с его подрывниками… Помнишь, он бахвалился тем, что взрывы могут изменить лицо планеты? Что ж, давай проверим. Предстоит потрудиться, Верити! Хорошенько потрудиться!

Кажется, именно в этот момент я увидела в небе зеленую вспышку.

Верити оглянулась, тоже ее заметив. Лучи солнца осветили восточную сторону насыпи.

Я схватила девушку за плечи.

– Верити, сколько времени?

Она взглянула на часы.

– Пять утра с небольшим.

– А день какой?

– День? А почему…

– Я запуталась – слишком долго была без сознания…

– Пятница, 19 мая, кажется…

Я похолодела. Теперь я вспомнила: выцветший дневник, старушечья спальня. Именно этот день я вычисляла своим измученным сознанием, надеясь, что достаточно точно запомнила дату противостояния – 10 июня; мне нужно было отсчитать три недели и день до этого астрономического события. Если марсиане собирались приземляться в этом году, они должны были сделать это 19 мая. А вот и фейерверк, точно по расписанию!

Последовала еще одна вспышка, и по небу пролегла зеленая полоса – словно трещина, расширяющаяся к западу.

Я вновь потрясла Верити за плечи:

– Цилиндры! Заметила их?

– Очевидно, следующая волна. И хватит меня трясти!

– Возможно, будь мы за Кордоном, мы бы знали о новом вторжении, правительство объявило бы, что на Марсе выстрелили пушки…

Она выглядела растерянной:

– Не понимаю. Марсианские цилиндры ведь всегда падают в полночь. А сейчас солнце почти взошло…