– Спасибо. Я не любитель. С правого края цепь висит, а лодки нет. Нашелся-таки любитель плохой погоды.

– А тебя сюда какая погода привела?

Парень прикладывался к бутылке и усмехался.

– Если я услышу от тебя то, что хочу, то получишь на два ящика пива. Устраивает такой расклад?

Парню идея понравилась.

– Знать бы, что сказать, я бы сказал.

– Опиши мне своего клиента, который утром взял у тебя лодку, и получишь двадцать зеленых, но только после подробностей.

– Мужик лет сорока. Хватит? Заплатишь бабки – услышишь остальное.

– Идет.

Андрей достал из бумажника двадцатидолларовую купюру и бросил ее в пустую ячейку пивной коробки.

– Менты тебе ничего не заплатят.

Парень достал купюру, внимательно разглядел ее и убрал в карман.

– Короче говоря, мужика того порезали. Где и как, не знаю. Дал я ему свою лодку с мотором. Тут до того берега с километр будет, – он указала на темную полоску, скрытую туманом, и продолжил:

– Там село Медвежье. Дал я ему адресок моего дружка, чтобы тот мне лодку обратно пригнал. Сам-то я станцию бросить не могу. Ну и заодно предложил ему заглянуть к бабке Аксинье. Местная повитуха. Травами лечит. Вот и все.

– А другие села есть на том берегу?

– Лес да болота.

– А как он выберется из села?

– Вечерним автобусом. Там только один автобус до станции ходит, девятичасовой. Пешком не выберешься. Пятнадцать километров до железки. Да и силенок у него не хватит. Здорово мужика задели.

– Туда на машине проехать можно?

– Выбирайся на шоссе, сворачивай к Калуге, третий поворот налево, километра три по просеке, а там указатель на Медвежье.

– Адрес старухи.

Парень усмехнулся.

– Подробности кончились. За адресок десять баксов сверху.

Андрей выложил деньги.

– Улица там одна, центральная, третий дом слева после того, как проедешь сельпо. Сруб с зеленой крышей.

– В кемпинге полно ментов. Тебе лучше помалкивать, а то как пособник преступнику пойдешь. Мужичок тот, что на твоей лодке ушел, успел двоих замочить.

Лодочник поперхнулся пивом.

– Это я так, на всякий случай. Менты долго соображают, могут о тебе и не подумать.

* * *

Андрей осмотрелся и вздохнул полной грудью.

– Красота-то какая. Ширь и простор. Не озеро, а море. И чего людям не живется?!

Электричка замедлила ход и остановилась. В вагоне, кроме Татьяны, ехали еще трое. Две девушки сидели в начале вагона, старичок с рыболовными снастями дремал в середине, Татьяна сидела в хвосте у окна.

В Балабаново вошли двое парней и тащили под руки третьего. Двое навеселе, а третий вовсе отключился, и голова его свисала на грудь. Они затащили пьяного в вагон и усадили его на сиденье с левой стороны, через проход от Татьяны.

Парень прижался головой к стеклу и продолжал спать.

– Эй, красавица! – обратился один из мужчин к Татьяне. – Присмотри тут за нашим приятелем. До Москвы проспится. Не боись, он малый тихий.

Электричка дала гудок, и сопровождающие выскочили на платформу. Двери захлопнулись, и поезд тронулся.

«Мне бы его заботы!» – подумала Татьяна. Она не знала, зачем и почему возвращается в Москву. Как голодный зверь, она шла на запах пищи, понимая, что везде расставлены ловушки. Никаких надежд, никаких перспектив, никакого будущего. На что она рассчитывала? Так, ни на что. Шла, куда ноги несли. Просто женщина устала. Татьяна не думала о плохом. Все казалось ей страшным сном.

Вернется домой, упадет на колени перед мужем – и пусть он делает, что хочет.

Убьет, пожалеет, защитит, выгонит – любое решение будет правильным, и она будет с ним согласна. Пусть только он один решает ее судьбу, и никто другой. Потому что только он сможет ее понять.

Таня вспомнила, как они ходили за грибами, делали шашлыки, валялись на траве. Она смотрела на пожелтевший, осыпавшийся лес и думала о лете, ярком солнце, синем небе и щебетании птиц.

Слабая улыбка тронула ее губы, и, глядя в окно на мрачный осенний пейзаж, она видела перед собой луга с полевыми цветами и своего Володьку в смешных шортах, распевавшего детские песенки. Он такой еще ребенок, когда не носит погоны и строгих костюмов! Почему все так глупо получилось? Как ее угораздило попасть в эту мясорубку?

Двери тамбура открылись, и в вагон вошли трое омоновцев с автоматами.

Татьяна вздрогнула. Крепкие ребята в камуфляжной форме вели себя спокойно и, заметив женщину, особого внимания на нее не обратили. Татьяна напряглась и только молилась, чтобы пронесло и на этот раз. Она вспомнила про очки, которые лежали в ее сумочке, и про паспорт Дины Керн.

– Документы предъявите, пожалуйста, – вежливо попросил один из омоновцев и встал рядом.

Второй направился вперед по вагону, а третий принялся будить пьяного.

Татьяна раскрыла сумочку, достала очки, надела их и полезла в карман пальто за паспортом.

Вот он! Опять она наткнулась на злосчастную рукоятку пистолета. Все в ней похолодело. Она попыталась улыбнуться, но улыбка выглядела натянутой.

Протянув свой паспорт, Татьяна заметила, как дрожат ее руки. Вот дура!

Совсем разучилась держать себя в рамках. Лечиться пора, нервы ни к черту!

Омоновец посмотрел паспорт, взглянул на пассажирку и вернул документ.

Козырнув, он сделал шаг назад.

– Гриш, глянь-ка!

Его напарник расстегнул телогрейку пьяницы, я все увидели окровавленную грудь.

– Парфенов, живо сюда!

Третий омоновец бросил пенсионное удостоверение рыбаку и присоединился к своим. У Татьяны сердце вырывалось из груди. Ей хотелось бежать без оглядки, куда угодно, только бы бежать.

– Пулевое. Теплый еще. Часа не прошло.

– Что здесь произошло? – строго спросил омоновец, повернувшись к Татьяне.

– Я не знаю. Двое парней затащили его в вагон с платформы. Кажется, в Балабаново или в Наре. Сказали, что парень пьяный, усадили его и выскочили из поезда на той же станции.

– Вы их запомнили?

– Молодые. Лет по тридцать… Не очень.

Опять кто-то тащил ее за язык! Опять она болтала, чего не следовало.

Ничего она не знает. Села на предыдущей станции, и все.

Омоновец уже разговаривал по рации и требовал наряд к пятому вагону на станции Рассудово.

– Вам придется сойти с нами.

– Я спешу.

– Угомонитесь, дамочка! Здесь человека пристрелили! Вы свидетель и обязаны дать показания.