Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тот, сощурившись, некоторое время наблюдал, как Чангэ взмахивает мотыгой и опускает её на каменистую почву. Он казался привыкшим к тяжёлой физической работе. Одежда пропиталась потом и прилипла к телу, слишком худому для существа такого ранга.
– Ты, я гляжу, лишь недавно оправился от болезни? – спросил Юн Гуань.
Чангэ и головы не повернул. Мотыга продолжала разбивать землю, взмахи были мерные, тяжёлые, углубление в земле росло.
– Одежда залатана, задубела от пота, – продолжал Юн Гуань, говоря таким тоном, точно разговаривал с кем-то невидимым, а не обращался к Чангэ, – поди, на руках ещё и мозоли от физического труда… Этот небожитель из ума выжил. Твой брат живот от смеха надорвал бы, если бы увидел, во что ты превратился!
Всплеск духовной силы, волной раскатившийся от Чангэ в сторону Юн Гуаня, ударил ему в лицо. Он прикрылся рукавом, сощурился. Чангэ опустил мотыгу и смотрел в его сторону. Глаза у него были похожи на два куска гранита.
– Можешь ему об этом рассказать, – произнёс Чангэ ледяным тоном, – тогда вы оба вдоволь насмеётесь. Но если ты продолжишь говорить при мне о нём и отвлекать меня от работы…
– То что? – с нескрываемым любопытством спросил Юн Гуань.
– Я закопаю тебя вместе с ними, – ответил Чангэ, кивнув на волокушу. – Сэкономлю тебе время, чтобы ты не утруждал себя вознесением.
Юн Гуань расхохотался, перехватив живот руками. Чангэ, хмурясь, снял платок с лица, и Юн Гуань тут же перестал смеяться. В лице Чангэ виделась красота и величие сродни горному потоку. На своего брата он нисколько не походил.
Юн Гуань недовольно подумал, что понимает отчасти выбор Шу Э. Но это вовсе не означало, что он собирается его одобрить!
[302] «Сварливая тёща» в Речном храме
Юн Гуань всё же соизволил присоединиться к работе и, пока Чангэ копал одну могилу, успел выкопать три. Обладая просветлённым сознанием, Чангэ смог разглядеть, как это происходило, хотя голова у него всё-таки закружилась.
– Ты управляешь временем, – утвердительно сказал Чангэ.
– А ты неглуп, – с усмешкой сказал Юн Гуань.
Чангэ на мгновение сузил глаза, но говорить на это ничего не стал.
Вечный судия, отойдя в сторону, наблюдал, как Чангэ перетаскивает трупы в вырытые ямы, забрасывает их землёй и насыпает сверху невысокие холмы. Он окинул взглядом бесконечные ряды подобных относительно свежих холмов.
– Всех их похоронил ты?
Чангэ не ответил. Он уже зажёг палочки благовоний и, встав на колени, читал заупокойные молитвы.
«Как заправский даос, – подумал Юн Гуань, покривившись. – И что Шу Э в нём нашла? Он невероятно скучен, насколько мне видится».
Чангэ собрал мотыги, завернул их в соломенную циновку, и, привязав к волокуше, легко поднял, и понёс её, удерживая под мышкой. Юн Гуань последовал за ним.
– Я предупредил насчёт мора, – ровным голосом сказал Чангэ. – Не взыщи, если заболеешь.
Вечный судия пренебрежительно фыркнул:
– Болезни мира смертных меня не коснутся.
«Говорит так же, как Шу Э», – подумал Чангэ.
Сердце его сжалось, наполнилось тревогой. Куда ушла Шу Э? И откуда пришёл этот?
«Он знает обо мне и о моём брате», – подумал Чангэ, хмурясь.
Вероятно, кто-то из богов? Или из демонов? Что ему здесь понадобилось? Аура Юн Гуаня не поддавалась анализу. Чангэ тайком её исследовал, но не нашёл в памяти ничего похожего на этот ореол… из ничего. Это его несколько озадачило.
Юн Гуань, скривив губы, оглядывал дома крестьян, мимо которых они проходили. Какое захолустье! Он прикрыл лицо рукавом, став похожим на заносчивого столичного чиновника, прибывшего в отдалённую провинцию с инспекцией. Двойным зрением он уже успел сосчитать, сколько в деревне Синхэ домов и сколько жителей.
– Умрёт ещё двадцать пять, – проговорил он задумчиво, – значит, останется всего сто тридцать…
Чангэ метнул на него быстрый взгляд:
– Откуда ты знаешь, сколько человек ещё умрёт?
– Я всё на свете знаю, – едва заметно усмехнулся Юн Гуань.
– Это ты наслал на Синхэ болезнь? – сквозь зубы спросил Чангэ.
– Что? Нет, конечно! – с долей возмущения в голосе ответил Юн Гуань. – Стал бы я заниматься подобными пустяками…
«Управляет временем и видит будущее», – подытожил Чангэ мысленно.
Изредка им попадались люди, похожие на живые мощи, – те, кому посчастливилось преодолеть болезнь. Юн Гуань заметил, что кланяются даосу они с несказанным уважением. Чангэ смог найти слова утешения для каждого и пообещал позже разнести всем лекарства.
– Так ты ещё и знахарь? – спросил Юн Гуань.
– Если ты знаешь всё на свете, – парировал Чангэ, – то должен знать и это.
– Я знаю, что твоё время должно было окончиться несколько недель назад, – усмехнулся Вечный судия и не без интереса наблюдал за реакцией Чангэ на эти слова.
Глаза Чангэ широко раскрылись, но он не сказал ни слова.
Они подошли к Речному храму, Чангэ остановился и сделал приглашающий жест.
– Что это за лачуга? – удивился Юн Гуань.
– Речной храм, который ты хотел увидеть.
– Это?! – потрясённо воскликнул Юн Гуань. – Да эта развалюха… самый ветхий дом в деревне!
– Дом крепкий, – возразил Чангэ, – он простоял несколько тысяч лет и ещё простоит.
Юн Гуань издал такой звук, точно у него зубы разболелись, и вошёл следом за Чангэ в «храм». Убогая лачуга и изнутри оказалась ничуть не лучше.
Юн Гуань дёрнул головой из стороны в сторону, указал пальцем на старую циновку за ширмой:
– А это для чего?
– Здесь я сплю, – сказал Чангэ.
– Променять роскошный дворец вот на это? – протянул Юн Гуань с презрением. – Да Шу Э точно из ума выжила…
Чангэ резко развернулся к нему:
– Что ты сказал?
Вечный судия невольно выставил перед собой посох. Отголосок ауры Чангэ был яростен.
– Ты знаешь, где Шу Э? – резко спросил Чангэ.
– Я же знаю всё на свете, – съязвил Юн Гуань, продолжая разглядывать хижину, и чем дольше разглядывал, тем меньше она ему нравилась. – Ну, это вообще никуда не годится… Здесь нельзя жить решительно никому! А Речной бог-то куда смотрит?..
Он потыкал концом посоха в прогнившую доску возле алтаря, покачал головой. Висевший над очагом котелок Юн Гуаню тоже не понравился, но о чём-то ему напомнил.
– Ах да, – спохватился он, – ты ведь задолжал мне чаю.
– Я не обещал поить тебя чаем, – сухо возразил Чангэ.
– Я не об этом, – возразил Юн Гуань, – а о том чайном сборе, что прямо с моего стола утащила через тени Шу Э. Было бы только справедливо, если бы ты угостил меня моим собственным чаем, раз уж я здесь.
Глаза Чангэ на долю секунды сделались похожими на чайные блюдца. Он