Джулиан стоял по пояс в грязи. Везде, где его касалась земля, из его тела хлестала кровь. Он попытался повернуться ко мне. Руки Алистера ослабли и упали. Из его горла сорвался последний вздох. Я держала его за руку.

– Лорена? – позвал Джулиан.

Он резко упал лицом вперед и закричал.

– Прости, Джул, – сказала я и зарыдала, потому что помнила, как сильно любила его, когда ласково называла его этим именем. Но я не помнила, почему я его любила. Мои руки были красными от смерти мальчика, о котором у меня остались только крупицы воспоминаний, и человека, крупицы которого я собрала слишком поздно. – Прости.

– Лора? – прошептал он. – Помнишь, как мы познакомились? Помнишь ежевику?

– Я помню только шипы.

Его тело пробило судорогой, и с его губ сорвался последний вздох. Я обмякла.

Кто мы, если не крупицы близких, которых потеряли? Привычка здесь, подарок на память там, и последняя фраза, которую мы помним вечно. Каждая часть нас любила и возвращалась в землю. Я была смертью.

– Не драматизируй, – произнес знакомый голос. – Я видел Смерть, и ты совсем на нее не похожа.

Я подняла голову. Передо мной, скрестив ноги, сидел Крик, а под ним распускались цветы и извивались черви. Виноградные лозы росли из грязи, прорастали в его тело, переплетаясь между сухожилиями и грязными венами. По бокам его шеи виднелись жабры грибов. Он хрустнул костяшками пальцев. Звук был похож на хруст гнилой древесины.

Его глаза были красными.

– Маленькая Лорена Адлер сыграла такую долгую игру, – сказал он со смехом. Он был похож на шелест листьев.

Я сглотнула.

– Я открыла Дверь.

– Да, – сказал он, ковыряя ногти, – и это заняло у тебя целую вечность.

– Ты все это время был Дверью? – спросила я.

– То, что ты называешь Дверью, – самое слабое из творений Грешных. Вот почему мы сделали ее Дверью. – Он фыркнул и встряхнул волосами. – Я – из суверенов Грешных и я владычествую над хаотическими аспектами жизни. Ты не сможешь просто меня поглотить. Повезло тебе, что ты мне нравишься.

– Почему… – мой голос сорвался. Боль обожгла мое горло, мою грудь. Мои глаза пульсировали от боли.

Погибли. Погибли. Погибли.

Сколько людей погибло из-за меня.

– Я жертва, – сказала я срывающимся голосом. – Я должна умереть. Я готова умереть.

– Не все жертвы заставляют нас истекать кровью. Твоя жертва, та, что связывает нас, Грешных, с твоей сделкой, жива. – Он встал, и оказалось, что он намного выше, чем был раньше. Он похлопал меня по плечу, и рука его была слишком легкой, чтобы быть из плоти и крови. – Конечно, ее будут соблюдать не все Грешные, но ты всего лишь смертная. Ты связала большинство из нас, и это лучшее, что ты могла сделать. Тебе придется с этим жить, долго жить. Ты поможешь восстановить Цинлиру. Или обречешь ее на гибель. Нас это особо не волнует.

– Зачем ты мне это рассказываешь?

– Нам было весело, разве не так? – Он вышел из пещеры, жизнь расцветала за его спиной. – Сейчас мы начнем собирать свои долги. Как только ты вернешься домой, я принесу тебе подарок.

Я кричала до тех пор, пока не сорвала голос.

Моей жертвой была не смерть. Я должна была жить, осознавая, сколько людей погибло по моей вине, и смотреть в глаза людям, которые потеряли из-за меня своих любимых.

Может быть, они убьют меня.

Я поползла к выходу из пещеры. Тело Джулиана было покрыто мхом и грибами, но Алистер остался нетронутым. Я рухнула ему на грудь и надела на него разбитые очки. Я уходила из пещеры, чувствуя на себе взгляд его красных глаз.

Он все понимал. Вероятно, даже догадался, что мне придется с этим жить.

Тени и звуки следовали за мной, как шепот, как ветер, как волны или шелест листьев. На моих коленях и локтях расцвели синяки, и когда я поднялась наверх, по коридорам эхом разносились крики. Пэры, те, кого я принесла в жертву, все еще умирали, а мои творцы все еще отсутствовали, исполняя мою волю. Я изо всех сил рванулась навстречу звукам столкновения стали и камня. Бессмертный вой сотряс залы. Я выглянула из-за угла.

Хана, лицо и грудь которой были забрызганы кровью, описала мечом дугу через пятно тумана, парящее в зале. Оно раскололось и упало, шлепнувшись на землю. Из бушующей плоти потекла кровь.

Еще четверо Грешных наблюдали за происходящим, сидя на стропилах и открытых дверях. Существо с пустой грудью, из тела которого на пол капал желудочный сок, делало последние вдохи, несмотря на отсутствие у него легких. Оно хрипело, но не бросалось на Хану и не пыталось сожрать ее или людей, которых она защищала. Маленький зверь с ребрами наружу качался взад и вперед. Рядом с ним хлюпали отрубленная нога и умирающая крыса, оказавшаяся в его груди. Тот Грешный не солгал; мой контракт связал большую часть Грешных. Хана жестом показала, чтобы люди следовали за ней.

Я попыталась крикнуть, но мой голос пропал, умер, как должна была умереть я. Я постучала по полу. Хана развернулась, подняв меч.

– Лорена! – Она подбежала ко мне и подняла меня, обхватив сильной рукой за талию. – Черт. Черт. Черт. Ты умираешь? Где его превосходительство?

Я покачала головой и коснулась горла. Даже это движение причиняло боль. Мы пробирались через коридоры дворца к большой церкви в центре парка, и чем ближе мы к ней подходили, тем больше становилась отродий. Они не нападали, а просто наблюдали. Мы не могли и не должны были жить исключительно в церкви, но сейчас я должна была помочь всем, чем я могла.

Мак и Бэзил, изрядно потрепанные, стояли у ворот, ведущих на территорию церкви. Мак подхватил меня на руки и пронес всю оставшуюся часть пути. Бэзил трусцой бежал рядом с ним.

– Джулиан? – спросил Мак.

Я покачала головой.

Бэзил коснулся руки Мака.

– Я приведу Сафию.

– Нет, – сказала я. – Я буду жить. Все получилось?

– Большая часть людей в безопасности, – сказала Хана, проводя рукой по лицу. – Многие Грешные просто наблюдают за нами, но пэры, которые все еще были во дворце… – Я похлопала Мака по плечу, пока он не поставил меня на землю. Он сел в грязи рядом со мной, крепко сжимая мое запястье. – Что ты наделала?

– Я заключила сделку, – прошептала я, – но, очевидно, моя жертва, чтобы скрепить ее, – это жизнь с осознанием того, что я сотворила. – Я всхлипнула, и он вытер мои слезы.

Пэры и советники мертвы. Цинлирой никто не правит. Грешные снова ходят по этому миру. Нам нужно полностью поменять уклад нашего мира. Но для этого нужно придумать новую систему, которая не зависит от родословной или достатка.

– Лорена! – Сафия, с щеками, покрытыми пеплом, остановилась на каменной дорожке, на которой я сидела, и потянулась к Хане. У нее на руке был свежий порез. Он не кровоточил, очевидно, это была жертва. – Что-то приближается. Пульса нет.