заповедники сала, водовороты правильного борща и потоки крепчайшего самогона и домашнего вина. И это было только самое начало.

Уже наевшиеся гости со слегка осоловелыми глазами начали выходить из-за столов, когда спохватившийся Жорик объявил перерыв. Пока гости группками выходили на улицу, заполненную праздными зеваками, и к фонарям, включённым перед хатой, последовало время «тяжёлой кавалерии» — и растерзанные ряды тарелок с холодными закусками заменили угрожающего вида ряды блюд с горячим.

Чего здесь только не было!

• Нежные голубцы, щедро политые отборной сметаной, которая белыми потоками прихотливо несла ярко-оранжевый соус.

• Котлеты «с секретом» из свинины (кусочек сливочного масла и кусочек сыра помещались в середину котлеты, что придавало особую нежность и неописуемый вкус. Конечно, масло стекало по губам, но вкус… М-м-м, передайте мне ещё парочку котлеток, пожалуйста!).

• Жареная до сухариков рыбная мелочь, обложенная подрумяненной печёной картошкой. Это услада стариков и детворы.

• Жаркое из печи на косточках, светящееся ярко-жёлтой картошкой и распространяющее запах, который любого обжору делал опять голодным.

• Кровянка, дымящаяся, обжигающая, брызгающая раскалённым жиром, громоздилась на больших подносах. Ох…

• Домашняя колбаса, тоненькая, в полтора пальца толщиной. При её готовке кубики мяса и сала размером с крупную вишневую косточку набивались в тонкие оболочки. Румяные, круто скрученные спирали этих колбасок были сложены подобием башенок и заставляли зрителей глотать слюнки.

• Карпы, знаменитые «Терезины» карпы! Большущие чугуны пять часов протомились у зева русской печи. Жирная сметана покрылась нежной плёнкой цвета кофе с молоком. Её осторожно снимали и доставали из кремовой сметаны карпов, в которых от такой температурной обработки полностью растворились тонкие косточки… Полностью — остались только головы, хребты и хвосты. Нежнейшее мясо, пропаренное, пропитанное ароматами изюма, сухофруктов и белых грибов, заставляло охать и ахать всех, кто, раз попробовав, уже не мог оторваться от тарелки.

• Печёнка… Парная, свежайшая, вымоченная в холодном молоке печёнка. Куски печёнки обваливались в муке и зажаривались на большом огне. Это было искусство. Как часто хозяйки делают ошибку и жарят печёнку на маленьком огне!.. Никогда так не делайте! Это убивает печёнку, делает её жёсткой. Но печёнка, которую нажарила тетя Люба из Липовки… С лучком… Она таяла на губах.

• Драники — светлые, румяные картофельные драники. Драники подавались со сметаной, с маринованными огурчиками, с помидорами «воловье сердце», политыми душистым подсолнечным маслом. А драники с золотистым луком и шкварочками? Это невероятно вкусно!

• Пироги… Боже мой, какие пироги! Румяные, весёлые, душистые. Сдобное тесто на жирной сметане дышало в руках и кричало и звало всех с улицы под навесы. Пироги с белыми грибами и капустой, с белыми грибами, капустой и рыбой (дядя Виталик привёз две щуки), с капустой, яйцами и луком, с вишнями, мои любимые — с яблоками, с яблоками и грушами, «городские» ватрушки с ванильным творогом, ватрушки с творогом, изюмом и сушёными абрикосами, пироги с маком. Это было невозможно, нереально вкусно.

• Мамочки мои! Вареники… Вареники с клубникой, с вишнями (именно для таких случаев на леднике с июня стояли компоты, нарочно закупоренные с нарушением технологии — с минимумом сахара). Вареники с картошкой. Это была отдельная песня — в картошечку, размятую на лучшем, сладком сливочном масле (все помним про молочную ферму!), так вот, в картошечку были замяты изумительные золотистые похрустывающие шкварочки. А ещё были вареники с рубленым ливером, густо посыпанные румяным луком, вареники с печёнкой, вареники с маком и изюмом…

• Блины-крученики. Это уже слишком! Тончайшие блины с начинкой из творога с изюмом, которые были заботливо уложены в глубокие сковородки, залиты сверху сметаной и затомлены в печи. Вы пробовали? Попробуйте! Обязательно попробуйте. А блины с рубленым ливером и печёнкой? Вы не знаете этот вкус? Вы зря жили свою жизнь!

На каждом столе стояли по две сулии с домашним вином — с яблочным и с виноградным. Сулии до этого сутки стояли в леднике, поэтому вино было приятно прохладным и так и звало налить ещё кружечку.

В конце концов народ стал потихоньку отваливаться от столов, будучи уже не в силах продолжать пиршество. Мужчины окончательно сняли пиджаки и галстуки и курили прямо за столами. Женщины тоже достали цигарки, показывая шик. Старики напропалую кокетничали с такими же семидесятилетними девчонками, которые, позабыв про возраст, подмигивали, смеялись беззубыми ртами и рассказывали такие истории, что у их детей и внуков поднимались брови до лба и густо краснели щёки.

Детвора тоже устала. Самые стойкие ещё шныряли между столов и выбегали на улицу. У девочек поразвязывались банты, а мальчишки нарочно сбили свои прически и ходили вихрастыми, не желая быть противно прилизанными. Все поколения общались. Кое-где пошли тихие, сторожкие объятия друзей и подружек юности. А жёны и мужья уже не замечали или не сильно ревновали.

Всё, всё будет потом. А тогда, а тогда — всё только начиналось и кипело, молодело и радовалось.

* * *

— Ой, що це з ним! — раздался вдруг испуганный голос из-под правого навеса.

В косом луче от фонаря перед хатой видно было, как какой-то здоровенный толстяк начал заваливаться на лавку, схватившись за живот. Он побледнел и тихонько стонал, жалостливо и смущенно видя десятки обращенных на него глаз. Рядом сидящие женщины испуганно айкали.

— Але може, вiщось проковтнув? Чи не в те горло?! Так вдарте його мiж плечима! Не чiпайте його! I дайте йому дихати! Вiдчепiться вiд нього, та вiдчепись ти, дурна!

Противно и липко поползла паника. Мужики, прожёвывая что-то, начали подниматься с мест, женщины начинали тихо взвизгивать. Этот сдавленный визг был тем страшнее и неудержимее, чем больше его пытались задавить в себе.

— Це Микита. Микита Задорожний iз Миронiвки. Бач, який огрядний. Так. Дуже товстий. Бачиш, який живiт! Погано йому що дивитеся? А-а-а! Люди! Чи е тут лiкар? Може хтось допоможе?

Вдруг из толпы выскочила моя бабушка. Она быстро нырнула под стол, пролезла под ним и попыталась нащупать пульс. Но её рука была просто птичьей лапкой по сравнению со здоровенной ручищей Никиты. А Никита уже посерел, и крупные капли пота выступили на его лице.

— Живот у него, — моя бабушка беспомощно оглянулась. — Может, аппендицит… Надо врача. Надо успеть.

Тишина на мгновение залепила всем