Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да что там, что вы. Так надо. Надо, чтобы цветы стояли. А я потом, ну, потом, присмотрю.
Я молча взял банку, не в силах что-то сказать. Да и говорить не надо было. Всё было ясно и без слов.
Я вернулся, пристроил банку с цветами между двух обелисков, поцеловал овалы фотографий… И пошёл, не оглядываясь, к выходу из кладбища. Там меня уже поджидала Надежда Семёновна со своей лопатой.
Она держала мою сумку.
— Возьмите, я тут вам молочка на дорожку положила. И пирожков, у меня пирожки были. Возьмите, пожалуйста.
— Да что вы, Надежда Семёновна, что вы! — запротестовал я от смущения.
— Берите, берите. Что мне? Мне самой и не съесть столько. По соседям раздаривать только. А на меньшее я замешивать тесто и не умею. Вот. Был бы у меня сыночек или дочка, точно так же в дорогу провожала бы.
Я не стал говорить лишнего. И так голова шла кругом.
— Спасибо большое. Спасибо. Счастья вам, Надежда Семёновна.
— И вам счастья. Бывайте здоровы.
Она улыбнулась, повернулась и пошла к дому. Оглянулась, помахала мне рукой, как-то очень молодо, быстро. Улыбнулась и пошла побыстрее.
Я прошёл до угла кладбищенской ограды, где налево от дороги на Дарьевку шёл проселок, по которому я пришёл в Торжевку. Там, на перекрестке, я сел возле ограды.
Что-то происходило, что-то складывалось вокруг меня этим днём. Время менялось, менялся воздух. Всё менялось и оставалось прежним.
Я достал из сумки ещё тёплые пирожки, которые, конечно же, она спекла для меня на скорую руку.
«Для меня испекла. Специально. Какой же человек один живёт», — подумал я.
Пирожки были невероятно вкусными. Молоко тоже.
Усталость навалилась на плечи. Спину ломило с непривычки. Но на душе было хорошо и просторно.
Я оставил два пирожка и немного молока. Сложил всё в сумку. Снял рубашку, чтобы тёплый ветер обдувал тело. Можно было идти дальше, к трассе.
Солнце уже спряталось за чёрными зазубринами леса за медной лентой Толоки.
Краем глаза я увидел, что кто-то идёт справа, по дороге. В сумраке невозможно было разглядеть черты лица высокой женщины в тёмной одежде.
— Здравствуйте! — поздоровался я. Я со всеми здоровался в тот день.
Женщина вздрогнула, будто очнувшись, и остановилась. Она медленно повернулась ко мне. Просто тёмная тень на фоне догорающего неба. Потом, как-то неловко, неуклюже, словно вспоминая, она молча подняла руку и помахала мне.
Я застыл на месте.
Мир исчез.
Я смотрел на тень.
Потом она показала куда-то за реку, словно что-то объясняя. И покачала головой. Повернулась и беззвучно пошла по дороге к Дарьевке.
Я смотрел ей вслед, пока серый силуэт не растворился в темноте.
И так — тоже бывает.
В небе зажигались звезды. Полоска зари над лесом стала изумрудной.
Каждый шёл своей дорогой.
Мы выбираем много дорог, оставляя после себя только одну, уже пройденную.
Но всегда можно вернуться.
Да?
Я шёл к трассе.
А Большая Маня — к своему немцу.
Конец