каждый шаг, который приближал его, причинял новую боль в ее груди. Но даже сейчас, когда мучительные воспоминания о его прощальных словах нахлынули на нее, она не могла отвести взгляд.

Когда он остановился перед ней, он потянулся, чтобы осторожно отвести ее руку от сердца, и сложил свои пальцы поверх ее.

Она вздрогнула от ожога его прикосновения. Она ничего не могла поделать ни с этим, ни с тем, как ее пальцы дрожали в его. Или тихий крик боли, когда он поднес ее руку к губам, чтобы поцеловать ладонь. Его красивое лицо расплылось за слезами, которые теперь непрошеными струились по ее щекам. Оставлять его в Лондоне было мучительно, но чтобы он вернулся к ней сюда — невыносимо!

— Миранда, — прошептал он, и внезапное беспокойство омрачило его лицо, когда он обхватил ладонью ее щеку и вытер слезы большим пальцем. Позади него дети продолжали петь свою песню, и простыни развевались вокруг них на легком ветерке. Но внутри ее груди была ослепляющая боль, такая ужасная, что она едва могла дышать.

— Не плачь, милая. Ты же знаешь, как я ненавижу, когда ты плачешь. Это должно было сделать нас счастливыми.

Счастливыми? Она подавила рыдание отчаяния. Как, черт возьми, он мог подумать, что, мучая ее подобным образом, они оба могут быть счастливы? Если только… если только он не беспокоился о том, что ему придется сталкиваться со своей виной каждый раз, когда будет видеть ее в Ислингеме, если только он не думал, что достаточно тщательно продуманные извинения заставят их всех снова поладить, как будто между ними ничего не произошло. Было ли это причиной, по которой он был здесь — извинение? Конечно, если бы она была готова закрыть глаза на то, что произошло, никогда больше не думать об этом и вернуться к тому, чтобы быть не более чем друзьями, жизнь была бы проще для него и его новой невесты. Ее прощение сделало бы его счастливым, даже если бы оно разорвало ее на куски.

Гнев закипел в ней, и она отступила назад, разрывая контакт с ним, не в силах вынести этого больше ни секунды. О, это было так типично для братьев Карлайл и то, как они всегда справлялись со своими ошибками. Чем больше их ошибка, тем больше извинений они должны были принести, чтобы исправить ее. Но в Линкольншире было недостаточно роз, чтобы залечить тот ущерб, который Себастьян нанес ее сердцу. И она сомневалась, сможет ли когда-нибудь простить его. Ей следовало бы посмеяться над ним — да! Заставить его понять, что он ничего для нее не значил. Или дать ему пощечину за то, что он снова унизил ее, устроив это шоу.

И все же причинить ему боль было последним, что она когда-либо сделала бы, потому что даже сейчас ее глупое сердце все еще любило его.

— Вам не нужно беспокоиться обо мне, ваша светлость, — прошептала она, признание было едва слышным. Когда она отвернула лицо, чтобы он не увидел боль, которую он ей причинил, она заметила повара и экономку, которые смотрели на них из окна. О, прекрасно! Теперь ее унижение было полным. Она выдавила:

— Я… я уезжаю. Я решила уехать из Ислингема, чтобы не причинять тебе беспокойства.

С мрачным выражением лица он сократил расстояние между ними.

— Я надеюсь, что нет, — сказал он ей, лаская ее щеку большим пальцем.

— Было бы обидно, если бы ты продолжала заставлять меня гоняться за тобой после того, как я проделал весь этот путь.

— Гоняться за…

Сильно моргая, когда смятение охватило ее сердце, она попыталась смахнуть горячие слезы с глаз, но только заставила их пролиться еще больше.

— Я не… я… я не понимаю, — заикаясь, выговорила она между всхлипываниями. — Почему ты на самом деле здесь, Себастьян? Почему ты пошел на все эти неприятности только для того, чтобы… только для того, чтобы… Просто чтобы навсегда покончить с тем, что было между ними?

Не в силах закончить предложение, она прижала руку ко рту, зажмурила глаза -

— Просто чтобы сделать предложение, — мягко закончил он.

Ее глаза распахнулись, и она лихорадочно искала ответы на его лице.

— Сделать предложение?

Она не смела надеяться — это было бы так глупо и нелепо…Но у ее сердца был свой собственный разум, когда дело касалось этого мужчины. И всегда будет.

— Мне?

Он мягко рассмеялся и снова потянулся к ее руке.

— Да, милая, тебе.

Когда она попыталась вырвать свою руку, он крепко держал ее, отказываясь отпускать. Она боялась, что он почувствует, как ее сердце бешено колотится в замешательстве.

— Но… но ты сказал, что никогда не сможешь жениться на мне.

— Я был неправ.

Его широкие плечи опустились в глубоком сожалении, и он нежно поцеловал ее пальцы, словно ища прощения.

— С тех пор как мой отец умер, я думал, что должен почтить его, будучи идеальным сыном, что означало быть идеальным герцогом.

— И жениться на идеальной герцогине, — вставила она. Она не могла предотвратить укол ревности, который заставил ее наброситься на него даже сейчас. Он причинил ей боль, такую непростительную.

— Ты думал, что я никогда не смогу стать ею для тебя.

— Да, — признался он, и на его лице промелькнуло раскаяние. — Потому что я ошибочно думал, что именно этого мой отец ожидал от меня. Но теперь я знаю лучше. Да, титул был важен для него, поэтому он хотел убедиться, что его наследие будет уважаться. Но он также знал, как трудно быть герцогом, что мне понадобится помощь, чтобы управлять герцогством и заботиться о своей семье.

— Он не имел в виду меня, — прошептала она, опуская лицо.

— Может быть, не совсем тебя, но женщину, которая любит меня так, как ты, которая заставляет меня смеяться и улыбаться, которая делает меня счастливым сейчас и до конца моих дней.

Он приложил ладонь к ее щеке.

— Ты делаешь все это и даже больше. Прости меня, Роза, за то, что я не верил в тебя, пока не стало почти слишком поздно.

Она покачала головой, ее сердце снова разорвалось.

— Но я… я недостаточно хороша для тебя, — выдохнула она так тихо, что ее слова были едва слышны.

Его лицо потемнело от гнева.

— Никогда больше так не говори, слышишь?

Он обхватил ее лицо ладонями.

— Я тот, кто недостаточно хорош для тебя. Но если ты найдешь в своем сердце силы простить меня, тогда я обещаю провести остаток своих дней, доказывая тебе, чего я стою.

Он наклонился, чтобы нежно поцеловать ее