пререканий. Венд попытался что-то сказать, но Кирк, тут же развернувшись, без церемоний потащил его внутрь дома.

Арон остался на поляне. Ему, с его количеством щитов, вряд ли что-то угрожало.

Новый раскат грома и вторая ветвистая молния, тоже оставшаяся видимой, застыла в небе поверх первой.

Ни собственная память Арона, ни память Прежнего не могли объяснить, что это значило.

Третий раскат грома, и воздух впереди задрожал, как при сильной жаре. Потом будто невидимый меч прорезал в нем проем, немедленно заполнившийся чернотой. Вот проем расширился, увеличился, и в этой черноте проявился светлый женский силуэт.

Арон шагнул вперед — он узнал гостью еще до того, как полностью разглядел ее лицо.

Эрига ступила на траву, черный проем за ее спиной закрылся, а ветвистые молнии на небе начали таять.

В памяти Арона всплыли слова богини Льда:

"Как только испытание Эриги закончится, она придет к тебе. Вы не разминетесь."

Значит, вот так выглядело окончание испытания. Каким бы оно ни было, но точно не легким.

Арон отметил и тени от недосыпа, залегшие под глазами Эриги, и то, каким напряженным было все ее тело, и каким бледным — лицо. А еще странный вид ее одежды — длинное алое одеяние, что-то среднее между платьем и мантией, затянутое на талии непривычно широким, в две ладони, белым поясом, и запачканное черным пеплом.

— Арон, — увидев его, она моргнула, явно не ожидая встречи, потом улыбнулась. И эта улыбка была одновременно и похожа, и не похожа на те, которые он — он-Прежний — видел тогда, когда навещал свою невесту. В сегодняшней улыбке было куда больше растерянности, чем каких-либо иных чувств.

Но обдумать это Арон не успел — потому что он уже оказался вплотную рядом с Эригой, сжимая ее в объятиях. Тихий вздох, и она ответила на его движение, но уже через несколько мгновений уперлась ладонями ему в грудь и оттолкнула.

— Арон, — теперь она, уже без тени улыбки, смотрела ему прямо в глаза. — Ты знаешь, что с Альмаром? В последний раз я видела его на границе с Пустыней…

Альмар, да… Память Прежнего показала ему, как дорог был Эриге его сын. Вернее нет, не так — их сын. Потому что для Эриги Альмар был таким же ее ребенком, как и ее будущие, еще не рожденные, дочери.

— Он уже дома, во дворце, — сказал Арон. — Жив и здоров, не волнуйся.

— Во дворце? — переспросила она недоверчиво. — Почему во дворце? Что вообще происходило все это время?

Трудно уместить полгода жизни, своей и ребенка, меньше чем в десяток фраз, но у Арона получилось. Был убит. Воскрес. Искал похищенного сына. Прервал поиски из-за пробуждения Тха-Оро. Помог остановить начало времени Хаоса. Вернувшись домой, убил императора, одержимого демоном. Захватил власть…

На этом месте Эрига тихо рассмеялась.

— Ты столько раз уверял меня, будто не будешь этого делать. Что с положением императора связано слишком много мороки…

— Если бы не скорое время Хаоса, я бы и не стал, — сказал Арон честно.

Эрига отвернулась от него и посмотрела куда-то вдаль.

— Да. Последнее время, каждый раз, когда я открывала проход между мирами, я чувствовала возрастающую неправильность…

Она замолчала, потом встряхнула головой.

— Я рада, что ты смог вернуться из-за Грани и что избавился от проклятия. Что теперь у тебя все хорошо.

Арон нахмурился.

Это прозвучало… неправильно.

Не то чтобы он ощущал в словах Эриги фальшь, нет, она не лгала. Во взгляде была доброжелательность, в голосе — мягкость. Но… Но так не смотрят на своего будущего мужа. Так можно смотреть на друга, может быть — на любимого родича. И раньше — память Прежнего подтверждала это с готовностью — раньше было иначе.

— Эрига, почему ты… — начал было он и замолчал, потому что она заговорила одновременно с ним:

— Мне нужно кое-что тебе сказать…

И тоже прервалась.

Они смотрели друг на друга, и Арон чувствовал, как на его сердце растет тяжесть.

Все так же молча он махнул рукой, показывая, чтобы она говорила первой.

Эрига вздохнула.

— Хорошо… Прошлой весной, когда ты приезжал на остров, то предложил разорвать нашу помолвку. Когда я отказалась, сказал, что если передумаю, ты в любой момент дашь мне свободу.

О, Арон прекрасно помнил тот день и тот разговор. Прекрасно помнил и то, что ему предшествовало.

Тогда у Прежнего сорвалась очередная попытка самостоятельно избавиться от проклятия, попытка, на которую он возлагал большие надежды. И тогда он уже в который раз подумал, что у него нет права продолжать мучить ожиданием женщину, которую любит. И не только подумал, но и, впервые, сказал вслух.

— Почему ты заговорила сейчас об этом? — спросил Арон, уже предвидя ответ.

— Я прошу тебя согласиться на разрыв помолвки, — в голосе Эриги проскользнули так несвойственные ей и потому непривычные ему виноватые нотки. Она протянула руки и сжала его ладони в своих. — Прости, Арон.

Он сделал шаг назад, заставив ее отпустить его.

— Почему?

Эрига помолчала, собираясь с мыслями.

— Я любила тебя, но я слишком долго ждала, — сказала она наконец. — Больше одиннадцати лет. Я перегорела. Прости.

— Но почему сейчас? Когда все наладилось? Эрига…

— Так получилось. Сердцу не прикажешь, — она улыбнулась, и эта улыбка снова оказалась ему непривычна, одновременно грустно-меланхоличная и в то же время немного, совсем чуть-чуть, счастливая.

И вот этот осколок счастья наконец подтолкнул его, заставив выйти из вызванного ее словами ступора.

В какой ситуации невеста откажется от свадьбы, которую ждала — действительно ждала — больше одиннадцати лет? Откажется от мужчины, которого любила — действительно любила, в воспоминаниях Прежнего он видел это безошибочно, — все эти годы? В какой ситуации жрица, более того, будущая Верховная жрица, рискнет навлечь на себя гнев богини за разрыв благословленной помолвки?

Весь жизненный опыт Арона говорил только одно — пойти на все это женщина может лишь ради мужчины.

Другого мужчины.

Но кого?

Хотя, возможно, он знал…

Он ведь сейчас, в своем очень кратком рассказе, ни словом не упомянул о путешествии под маской Тибора, об их встрече, о его влюбленности в нее — когда он еще понятия не имел, что связывает ее и Прежнего, а Прежний, будучи злорадным ублюдком, конечно, молчал об этом до самого конца, пока все их воспоминания не слились.

В пользу его версии говорило и то, что во время путешествия, нося маску Тибора, он был уверен, что Эрига отвечала на его чувства. Что он, как минимум, очень ей нравился, даже если глубокой любви пока не появилось. Он видел это в ее взглядах, движениях, жестах, слышал в тоне голоса…

— Арон, — ее голос, сейчас звучавший еще более виновато,