Марианна Купер кивает: продолжай, мол. Я предлагаю свою схему обмена, ту, что излагал отцу возле Красного Замка, с тем лишь дополнением, что «попрыгунчики» у нас сейчас в полном комплекте… Схема проста: пункт первый – мы показываем артефакты; пункт второй – они подводят и показывают близняшек, пункт третий…

Пункт третий в принципе мне не интересен. Потому что выполнять его я не собираюсь. Как только девочки окажутся в пределах видимости – а сегодня это метров шестьдесят-семьдесят, – начнутся совсем другие игры…

Однако и Марианна Купер ничуть не интересуется третьим пунктом. И вторым, и первым, и вообще всем, что я говорю. Слушает вполуха в лучшем случае.

Она интересуется Жужей. Не сейфом у ее ног – самой девочкой. Делает к ней шаг, протягивает ладонь к соломенным волосам, заплетенным в нелепые косички…

– Укушу, – мрачно информирует Жужа.

Ладонь застывает. Марианна говорит странное, нелепое, совершенно здесь и сейчас неуместное:

– Хочешь, я научу тебя делать птиц? Они очень красивые.

Ладонь завершает свой путь, касается головенки Жужи. «Кусай!» – мысленно прошу я. А вот так, нечего тут…

Жужа не кусает. Между девочкой и Марианной происходит то, что я видел множество раз, но всегда между своими близняшками, – разговор без слов и жестов.

Я всегда при этих разговорах присутствую даже не в роли глухонемого – некоторые из них умеют читать по губам. И не в роли иностранца, не знающего языка, – тот хотя бы способен следить за интонациями, за эмоциями. Скажу прямо и самокритично: я при таких разговорах стою дурак дураком… Что разговор идет, чувствую, но и только.

Диалог не затягивается. Чуть позже в голове у меня «звучат» растерянные мысли Жужи:

«Папа, я не понимаю… тетя хорошая… она красивая… она не хочет нам зла… а птицы тоже такие красивые, папа…»

Засада… Я, дурак, счел, что Плащ решил воздействовать лишь на меня загорелыми ногами и мелодичным голосом агента Купер. Может, и решил, но задумка у него шире: разложить мою армию изнутри, лживой пропагандой вывести из строя самое боеспособное подразделение.

«Не поддавайся, дочка! – мысленно ору я. – Это обман, она все врет! Она красивая, как коралловый аспид, и такая же ядовитая!»

(Сомневаюсь, что Жужа знакома с коралловыми аспидами хотя бы понаслышке, но второпях не приходит в голову никакая знакомая ей тварь, красивая и одновременно смертельно опасная. Надеюсь, все поймет из контекста.)

Одновременно я ору вслух. Громко и грубо, не выбирая выражений. Несу по кочкам Марианну Купер, но и Плащу достается его доля смачных эпитетов. А если отбросить эпитеты, то смысл яростной тирады прост: что за хрень, мы сюда пришли дело делать или птичек рисовать? Если делать – так делай же, сука! Или вали отсюда, и пусть Плащ пришлет кого-то другого!

Цель этих воплей еще проще: немедленно пресечь вражескую агитацию.

– Не кричи, Петр, – говорит Марианна Купер. – Я позвала девочек, они уже идут сюда. Если нам никто не помешает, через пару минут будут здесь. (Жужа вклинивается: «Да, да, сестренки уже идут…») Ты ведь сказал всем этим людям, чтобы они не мешали?

Я-то сказал, и без сигнала никто не начнет, но что-то здесь не так, что-то нечисто…

– Ты даже не хочешь посмотреть на «попрыгунчики»?

– Я вижу, что ты их доставил. Извини за личный вопрос, но они у твоего отца? Вы очень похожи…

Вот как… А мы-то с Жужей тренировались, как идиоты, и добились того, что фальшивые «Джек» и «Джон» появляются в носимом сейфе до того, как полностью поднята крышка – едва лишь приоткрывается узкая щель, а подделки уже как бы лежат внутри…

Приоткрыть, дать бросить внутрь мимолетный взгляд – и снова запереть и оперировать уже сейфом (якобы имеющем систему самоуничтожения), как объектом обмена… Эта идея казалась мне близкой к гениальности, а оказалась пустой и ничтожной.

«Попрыгунчики» действительно находились у отца. Я долго сомневался, не взять ли с собой хоть один, но все же не взял. Не хотел занимать надолго обе руки. Да и вообще «попрыгунчик» хорош, когда надо быстро унести ноги из опасного места, и очень бы пригодился сегодня… если бы я мог взять с собой в джамп кого-то еще, близнецов, например. Но я не мог. Этот вид транспорта одноместный.

На вопрос Марианны я не собираюсь отвечать. Не ее дело.

Мерзко как-то на душе, погано… Плащ и его подручная навязчиво демонстрируют, насколько они сильнее. Сиди, дескать, Питер Пэн, не дергайся, и молись, чтобы мы сыграли с тобой честно…

Но все же мне кажется, что в этой их самоуверенности таится мой крохотный шанс… А у второго моего шанса смешные косички, похожие на мышиные хвостики, и глаза, вообще ни на что не похожие.

И в этот миг я забываю про все: про шансы, про Плаща, про Марианну Купер…

Я вижу близнецов. Они медленно выплывают из тумана, лиц не видно, но очертания и походка сомнений не оставляют. Милые, ненаглядные, близняшки мои неразлучные…

Горло перехватывает, в горле застыл комок, а ноги рвутся с места – бежать к ним, бежать, позабыв обо всем и наплевав на все…

Я проглатываю комок. И остаюсь на месте. Все только начинается.

Рядом с близнецами – никого. Скорее всего кто-то конвоирует их, идет следом в некотором отдалении… Выяснять это у Жужи некогда, но я и без того знаю, кто там – Дэниел Азарра по прозвищу Светлячок. Без этого предателя удержать против воли Маришку и Анюту – все равно что удержать тайфун, цунами, ядерный взрыв…

К рации я не притрагиваюсь. И ни слова в нее не говорю. Но все же отправляю сигнал – у пятерых из нашей великолепной семерки в наушниках раздается троекратный сильный писк.

«Готова, дочка? – мысленно обращаюсь к Жуже. – Начинаем на счет «три», когда подойдут поближе».

Высчитываю метры и секунды, но краем глаза слежу за Марианной. Если соврала и услышала мое обращение к Жуже – начну пораньше, только и всего. Любой суггестор, сколь бы он ни был силен, беззащитен, когда противник стоит на расстоянии вытянутой руки, а я стою именно так.

Кулак долетит до цели раньше, чем сработает внушение. Бить буду сильно, наповал, разом выключив ее из дальнейшей игры. Жаль портить такое красивое лицо, но я давлю неуместную жалость.

«Раз…» – начинаю мысленный отсчет. И тут же сам получаю сильнейший удар… Виртуальный и нокаутирующий.

«Нет, папа! Не надо, ничего не надо! – отчаянно верещит в голове Жужа. – Все и так закончится хорошо! Тетя хорошая! Она меня любит! И тебя! И сестричек! И ты тоже ее, конечно, полюбишь!»

* * *

Разумеется, она была полностью права, моя маленькая дочурка. Все тогда на Садовой завершилось хорошо. Лишь насчет «полюбишь» Жужа немного ошибалась, я уже любил Марианну, я полюбил ее сразу, как только обернулся и увидел ее – прекрасную женщину с прекрасными волосами.