А Сабина тем временем будет разъезжать по Паннонии, проверяя акведуки и открывая для себя новые горизонты, о которых она так мечтала. Оставалось лишь надеяться, что местные жители зажарят ее на костре и слопают.

Неожиданно я почувствовал себя в своей львиной шкуре полным придурком. Развязав на груди лапы, я рывком сдернул с головы львиную гриву. Наскоро свернув шкуру, я засунул ее в вещмешок. Мимо меня, размахивая мехами с вином и горланя неприличную песню, прошествовали, пошатываясь, несколько подвыпивших центурионов. Я же был лишен возможности даже напиться, так как вечером был приглашен на пир в императорских покоях. Кроме меня там будет целая куча народа, хотя мне на них наплевать, на всех до единого. За исключением императора. Это ради императора я вынужден маяться целый день, изображая из себя паиньку. Кстати, там будет и Сабина, и ее гад-муженек, и пусть уж лучше зажарят и слопают меня, лишь бы только они не подумали, что я испугался прийти на этот пир. Нет, я туда нарочно заявлюсь и весь вечер буду таращиться на Сабину, пока она первой не потупит глаза. Может даже, я скажу этому ублюдку Адриану, в чьей постели она спала на протяжении шести месяцев, пока он думал, что она спит в своей палатке.

Увы, стоило мне вспомнить его холодный, каменный взгляд, как у меня пропало всякое желание с ним связываться. Пожалуй, не стоит лишний раз искушать судьбу, если я все еще хочу стать центурионом. Ведь скажи я собственному начальнику, что я полгода спал с его женой, как пост центуриона мне не видать как своих ушей. Так что я понуро стоял посреди ликующего города и хотел волком выть на луну. Эта расчетливая, хитрая сучка. Она уже один раз меня подставила. Я же, глупец, не вынес урок.

Безмозглый варвар, связавшийся с патрицианкой. Все, больше никаких патрицианок. Никаких умниц, никаких искательниц приключений, никого, кто стал бы нашептывать мне на ухо байки ночь напролет. С ними я больше не стану связываться. Хорошие, простые девушки – вот это для меня в самый раз. Ведь даже безмозглый варвар вряд ли позволит себе обжечься в третий раз.

Деметра

Я не думал о ней много месяцев – с того момента, как выбросил ее из головы и ушел на войну. И вот теперь мысль о ней не давала мне покоя. Ее волосы медового цвета, ее нежные губы, гибкое тело. Ее широко открытые карие глаза, ее полный восхищения взгляд, когда она смотрела на меня. Ее нежный голос, когда она что-то весело щебетала про стирку, или рынок, или работу в пекарне.

Клянусь Хароном, она была хороша собой, но, боги, как мне с ней было скучно! Интересно, родила она уже или нет? Мой ребенок. С тех пор как я оставил ее, прошло полгода. Возможно, ее разнесло, как арбуз, а может, – кто знает? – она уже держит у груди этот кричащий кусок мяса. А вдруг она все-таки вняла голосу разума и, пока не поздно, избавилась от плода?

Кстати, я, кажется, обещал жениться на ней, как только вернусь?

Я громко простонал и пошел дальше. Родила она или нет, но вешать себе на шею обузу в лице жены в мои намерения не входит. Да, я обжегся, дал себя облапошить коварной патрицианке, но это еще не значит, что я бегом брошусь назад к Деметре. Нет конечно, я приду ее проведать, посмотрю на ребенка, оставлю ей денег. Может даже, как в старые добрые времена, залезу к ней в постель…

Улица ничуть не изменилась с тех пор, как я шагал по ней в последний раз. Ну, разве что сегодня она более шумная от подвыпивших солдат, что, горланя песни, шастали взад-вперед или играли в кости. И все равно я вытащил из вещмешка свою львиную шкуру и перебросил ее через руку. Вряд ли Деметра захочет выслушивать рассказы о моих военных подвигах, зато переброшенная через руку шкура наверняка произведет на нее впечатление. Как-никак перед ней аквилифер! И ее глаза будут вновь полны восхищения.

Сабина никогда не смотрела на меня таким глазами. Она смотрела так, как будто видела меня насквозь, как будто знала меня как облупленного. Скажу честно, иногда от ее взгляда мне даже становилось не по себе. Но я больше не хочу о ней думать.

– Ты кто?

Я растерянно заморгал, когда на мой стук в заднюю дверь пекарни откликнулся незнакомый голос, а в щель выглянуло худое, неприветливое, старческое лицо.

– Я ищу Деметру.

– Никогда о такой не слышала, – огрызнулась старуха. – Солдатские девки здесь не живут. Так что ступай своей дорогой.

Она уже было собралась захлопнуть перед моим носом дверь, но я успел вовремя просунуть в дверную щель ногу.

– Я ищу девушку, которая жила над пекарней. Из Вифинии. С длинными, светлыми волосами.

– Так она умерла родами неделю назад, – ответила старуха. – Женщина, что живет через дорогу, забрала себе ребенка.

С этими словами старуха пинком убрала мою ногу и захлопнула дверь. Я остался стоять, растерянно глядя перед собой.

– Эй, аквилифер, выпить не хочешь? – раздался рядом со мной пьяный голос, и мимо прошествовала очередная компания пьяных легионеров. – Мы слышали, что ты убил дакийского царя. Это правда, что он был с рогами?

Я растолкал их и, перейдя на другую сторону улицы, принялся стучать кулаками в дверь в доме напротив. На мой стук дверь снова открыла женщина – усталая, седая. На бедре у нее сидел грязный ребенок, второй – цеплялся за юбку.

– Я тебя знаю? – спросила она, подозрительно на меня глядя.

– Деметра, – произнес я. – Где Деметра?

– Эта карга разве тебе не сказала? Да, такую соседку еще нужно поискать, хуже даже, чем твоя зазноба.

– Где Деметра? – повторил я свой вопрос, хотя ответ на него уже знал.

– Умерла, – равнодушно ответила женщина. – Ребенок запросился на свет слишком рано. Такое бывает.

Я поморщился.

– Карга сказала, что ты взяла его себе.

– Ребенка? Так он ведь тоже умер. Я взяла старшенького.

– А кто это был, мальчик или девочка? – я никогда не ждал этого ребенка, ни разу даже не подумал о нем за эти полгода. И вот теперь внезапно мне захотелось знать, кто родился у меня, сын или дочь.

– Откуда мне знать, – ответила женщина. – Меня там не было.

Узнаю ли когда-нибудь правду? И так ли эта правда важна? Дочь или сын – все равно. Мой ребенок мертв. Мой первенец. Интересно, подумал я, а волосы у него были какие? Тоже рыжеватые, как и у меня? Или светлые, как у Деметры?

– А малыша я взяла с охотой, – сказала женщина, снимая с бедра ребенка, и только тогда до меня дошло, что это сын Деметры. – Он тихий. И какая разница, одним больше, одним меньше, когда у тебя их и без того пятеро. Кроме того, он может пойти в мать и вырасти красивым. Глядишь, от него будет прок.

Я сунул женщине несколько монет и поспешил прочь.

Плотина

– Я с готовностью признаюсь тебе, мой дорогой мальчик, что я жду не дождусь того дня, когда наконец покину Германию, – доверительно произнесла Плотина, обращаясь к дорогому Публию. – Грубая, холодная страна. Я уже промолчу про местных рабов. Служанки, которых ко мне приставили, неуклюжи, все до одной. Зато нечисты на руку. Не успеешь повернуться, как они того гляди утащат любую вещь прямо из-под носа. Можешь идти, – добавила императрица, на сей раз обращаясь к рабыне, которая чистила платье.