Она рассмеялась:

– Тогда залезай.

Кути подтянулся, влез в салон и пробрался между сиденьями назад, а мужчина сел и закрыл дверь. Внутри мини-вэна пахло новой модельной обувью прямо из коробки с надписью «Бастер Браун».

– Давай-ка, Элинор, поедем к 405-му шоссе, – сказал мужчина, – просто, чтобы не стоять на месте. И если увидишь «Денниз» – ты ведь хочешь поесть, да, молодой человек?

Машина тронулась с места, и Кути уселся на пол, покрытый синим ковром.

– Меня зовут Кут Хуми, – негромко сказал он, решив доверять этим людям. – Или просто Кути. Да, есть я хочу, но лучше было бы взять навынос. У меня иногда бывают судороги с криком. Ну, вы сами видели. Но я не сумасшедший, и не помешанный. – Он попытался вспомнить название болезни, при которой люди могут орать что-то ужасное, но не смог. В голову приходило отсутствие прибавки в весе, от чего, как он услышал из разговора родителей, умер в младенчестве его двоюродный брат. У Кути, вероятно, такое тоже было. – Ну, синдром этот… – неуверенно закончил он.

– Туретта, вероятно, – сказал мужчина. – Я Билл Фассел, а это моя жена Элинор. Кути, ты спал ночью? Там, сзади, есть одеяла.

– Нет, спасибо, – рассеянно ответил Кути, – я спал в старом автомобиле. – «Добраться до пляжа, – думал он, – выпустить в море сумасшедшего Эдисона, а потом эти добрые люди смогут усыновить меня». – Мы можем пойти на пляж? Любой пляж. Я хочу… наверное, погрузиться в воду. – Он попытался придумать убедительный повод для этого, и решил, что любая причина, которую он сможет назвать, будет казаться детской ложью. Но тут же заговорил: – Мои родители умерли в понедельник ночью, – сообщил он затылку мистера Фассела. – В нашей религии это ритуал очищения. Мы индуисты.

Он понятия не имел, Эдисон или он сам сказал эти слова, а также насколько они соответствовали действительности. «Возможно, мы и были индуистами, – думал он. – В школе я всегда записывался как протестант».

– Пляж? – повторил мистер Фассел. – Думаю, можно было бы доехать до Эрмосы или Редонды. Эль, почему бы нам не остановиться где-нибудь, чтобы ты могла позвонить своей маме и сказать ей, что мы немного опоздаем?

Несколько секунд все молчали, и тишину нарушал лишь тихий шум двигателя.

– Хорошо, – сказала миссис Фассел.

– А где живет ваша мама? – спросил Кути, снова не зная, кто же задал этот вопрос.

– В Риверсайде, – быстро сказала миссис Фассел.

– Где в Риверсайде? Я тоже жил там.

– В районе Ламппост и Риверсайд-драйв, – сказала миссис Фассел, и Кути увидел, что она бросила быстрый взгляд на мужа.

Теперь Кути точно знал, что за него говорит Эдисон, поскольку сам не намеревался говорить что-либо вообще.

– В Риверсайде нет таких улиц. – Кути понятия не имел, так это или нет, а уж Эдисон – тем более. «Почему вы грубите?» — с напором подумал он, обращаясь к призраку Эдисона.

– Полагаю, она знает, где живет ее мать, – начал было строгим голосом мистер Фассел, но Кути перебил его:

– Ладно, тогда назовите любые пять крупных улиц в Риверсайде.

– Мы мало ездим по этому району, – слабым голосом сказала миссис Фассел.

Мистер Фассел обернулся на сиденье и, нахмурившись, взглянул на Кути.

– Кути, в чем дело? Ты хочешь, чтобы мы отвезли тебя обратно и высадили на том же углу?

– Да, – твердо произнес голос Кути, а потом Эдисон стиснул его зубы, так что вместо «Нет!» послышалось только протяжное «н-н-н».

– Это опасный район, – сказал мистер Фассел.

– Тогда позвольте мне – черт возьми! – выйти здесь! Кути, не мешай мне! Если вы не выпустите меня из машины, это будет похищение!

– Давай выпустим его и забудем обо всем этом, – сказала миссис Фассел.

– Элинор, послушай его – он же болен! Вернуть его на эти улицы будет все равно что убить. Мы обязаны сообщить в полицию. – Он выбрался с пассажирского сиденья и, перебравшись через консоль, оказался перед Кути. – И даже если нам придется позвонить в полицию, мы все равно получим двадцать тысяч долларов.

Кути дернулся к сдвижной двери в боку фургона, но, прежде чем он схватился за ручку, Фассел сделал выпад и сильно ударил его в грудь раскрытой ладонью, и Кути, сложившись как перочинный ножик, упал боком на заднее сиденье; он попытался глотнуть воздуха и опустить ноги на пол, чтобы можно было прыгнуть к миссис Фассел и попытаться вывернуть руль, но мистер Фассел ошеломил его пощечиной, накинул на него ремень безопасности и со всей силы затянул застежку, прижав руки Кути. Мальчик мог дергаться взад-вперед, но его руки были теперь связаны. Он сощурился от непривычно яркого света, потому что удар сбил с него темные очки.

– Если вы, – выдохнул Кути с отчаянно бьющимся сердцем, – отпустите меня… я не скажу полиции… что вы меня ударили… и связали.

Мистеру Фасселу пришлось наклонить голову, чтобы стоять в машине, и, когда его шатнуло, он был вынужден упереться рукой в потолок, чтобы сохранить равновесие.

– Веди аккуратнее! – прикрикнул он на жену. – Если нас сейчас остановит полицейский – нам п…ц!

Кути услышал, как миссис Фассел крикнула в ответ:

– Не говори таких слов при ребенке! Я сейчас остановлюсь, и ты выпустишь его!

– Послушайтесь ее, – добавил Эдисон, – или я скажу, что этот фонарь мне тоже вы подвесили. Он долго еще не пройдет.

Мистер Фассел побледнел. На мгновение показалось, что он хочет еще раз ударить Кути, но потом он исчез за задним сиденьем и принялся звенеть какими-то железками. Когда он вновь появился, в руках у него был серебристый рулончик клейкой ленты.

Внезапное навязчивое видение: две фигуры, привязанные к креслам клейкой лентой, кровавые пустые глазницы…

Эдисона в сознании Кути отшвырнуло в сторону, и мальчик заорал во всю силу обожженных ударом легких, стиснул кулаки, закрыл глаза и, мотая головой, смутно осознал, что машина повернула, когда в обитый ковровым покрытием салон ворвался новый шум, но тут между челюстями Кути со скрипом просунулась полоса скотча, клейкая лента грубо обхватила его затылок и прижала верхнюю губу.

Кути с присвистом втягивал воздух хлюпающим носом. Он услышал треск разрываемой ленты, и Фассел примотал скотчем локти и предплечья Кути к ремню безопасности.

Кути сипел и рычал, пытаясь грызть ленту, но уже через две-три секунды понял, что его губы и язык пытались формировать слова; лента не позволяла произносить их внятно, но он мог почувствовать, что пытался сказать его рот:

– Прекрати! Прекрати! Мальчик, выслушай меня! Ты можешь умереть, даже если успокоишься и будешь внимательно отслеживать шанс на бегство, но ты непременно умрешь, если будешь и дальше биться и орать, как большой младенец! Соберись, сынок, будь мужчиной!