Одна из версий развития дальнейших событий гласит следующее.

Поскольку сил у карфагенского полководца как для захвата тарентинского акрополя, так и для снятия осады с Капуи все равно не хватало, то он решил прибегнуть к столь любимой им военной хитрости. Оставив большую часть тяжеловооруженных солдат и всю осадную технику под стенами тарентинского акрополя, Ганнибал снова направился к стенам злополучной Капуи во главе внушительной, 30-тысячной армии из отборной пехоты и кавалерии вместе с 33 «живыми танками» – слонами! Казалось бы, большая сила, но качество боевой подготовки переброшенной Карфагеном в Италию морем новой «бронетехники» уже было не то, что использовалась Ганнибалом в начале его похода против Рима. На это нужно было время, а его у карфагенян уже не было: вот они и бросали в бой недавно пойманных, отнюдь не заматеревших четвероногих гигантов, чей КПД в бою оставлял желать лучшего. Прекрасно понимая, что в одиночку ему не справиться с двумя римскими армиями (времена Канн прошли безвозвратно: Флакк и Пульхр были не чета Варрону!), по пути он отправил секретную депешу осажденным. В ней Ганнибал предлагал скорректировать во времени их совместные действия. Когда он соберется напасть на римские войска, капуанцам следовало немедленно нанести удар врагу с тыла, отвлекая часть его сил на себя.

Как это часто бывает в истории войн, случайность внесла коррективы в очередную задумку гораздого на всевозможные уловки Одноглазого Пунийца. Гонцы напоролись на римский патрульный отряд, и Флакк с Пульхром успели принять адекватные меры. С приближением армии Ганнибала командующие римскими легионами пошли на смелый шаг. Они разделили свои войска.

Аппий Клавдий остался осаждать город, Квинт Фульвий двинулся к границе внешних римских укреплений, опоясавших Капую, а претор Гай Клавдий Нерон перекрыл путь для возможного обходного маневра армии пунов.

Внезапно столкнувшись с легионами Флакка, пунийский полководец тем не менее сразу же атаковал их. Стремительная атака с ходу принесла первый успех: с помощью «живых танков» Ганнибал смог смять римскую пехоту, и его отборные иберийские наемники даже прорвались к римскому лагерю. В жестоком бою три слона не только успели немало подавить римской пехоты, но и изрядно напугать римских лошадей. Но затем иберы то ли замешкались, то ли принялись топтаться на месте в ожидании подкреплений, то ли случилось еще что-то, связанное с суматохой боя, но развить до победного конца успешную атаку не удалось. Более того, римляне под умелым и суровым руководством легатов Луция Порция Лицина и Тита Попилия «взяли себя в руки» и огненными стрелами с дротиками сначала сумели отогнать лесных великанов, а затем и убить их. Трупы слонов заполнили ров перед лагерным валом, и иберийские наемники ожесточенно дрались с врагом не только на валу, но и на трупах поверженной «техники», образовавшей своего рода мост, пока сами не полегли там костьми. Хотя услышавшие грохот боя капуанцы осмелились напасть на легионы Аппия, но тот не только сумел, быстро отразив их атаку, снова загнать за городские ворота, но и двинуть своих солдат на помощь Квинту.

Понесший тяжелые потери (погибли не только три «танка», но и 8 тыс. человек?), Ганнибал предпочел выйти из боя. Его сил было явно мало для успешной деблокады Капуи. Бороться сразу с двумя римскими армиями ему уже действительно было не под силу. Легионеры жаждали преследовать показавшего тыл неприятеля, но римское командование крепко знало свою генеральную установку на войну с Ганнибалом: ни в коем случае не зарываться в своих желаниях, дабы не попасть в хитроумную засаду либо ловушку, на которые столь горазд этот коварный Одноглазый Пуниец!

…Кстати сказать, другая версия последнего боя пунов с римлянами за Капую не столь эффектна, но зато выглядит более реалистичной. Ганнибалу пришлось сражаться не с Флакком, а с Пульхром. Римлянин укрылся в укрепленном лагере, и все попытки либо вызвать его на бой в открытом поле, либо взять укрепления штурмом закончились для Одноглазого Пунийца неудачей. Легкая пехота римлян сражалась так стойко, что даже не пришлось вводить в бой тяжелую пехоту. В окрестностях уже подходил к концу фураж, необходимый для прокорма кавалерии пунов: римляне вовремя собрали все, что могло прокормить вражескую конницу. Воевать только силами пехоты было не в стиле Ганнибала, к тому же это было весьма рискованно, поскольку один в один римские легионеры не только ни в чем не уступали врагу, но и порой его превосходили. Простояв под стенами Капуи всего лишь пять дней, полководец пунов решил совершить свой, пожалуй, самый знаменитый маневр, причем сколь ошеломляюще дерзкий, столь и малоэффективный…

Ловко прикрывшись конным арьергардом Магона и Ганнона, Ганнибал – блестящий мастер блефа – пошел на свою очередную военную хитрость: двинулся на «корень всей войны» – так он называл Рим. Скрытно переправившись в одну из ночей через Вольтурн (в своем лагере он приказал для дезинформации не гасить костров), поредевшее войско Ганнибала с 10-дневным запасом продовольствия исчезло в неизвестном направлении. Успех всего предприятия, задуманного Ганнибалом, в немалой степени зависел от того, насколько будет велик элемент неожиданности в его нападении на Рим!

…Между прочим, за прошедшие после Канн четыре года Ганнибал скорее всего не раз выслушивал упреки от своих командиров, что сразу же после каннского триумфа не пошел на Рим? Не исключено, что и его самого могло грызть раскаяние, что не решился он тогда испытать судьбу и, возможно, упустил реальную возможность покончить разом войну с Римом? И вот теперь ему показалось, что пришла пора создать смертельную угрозу Риму или хотя бы симулировать возникновение такой угрозы? Правда, времена Канн уже давно минули: если тогда Рим был беззащитен до такой степени, что вынужден был набирать в легионы не только безусых юнцов, но и рабов (!), которым в награду за службу обещали свободу, то теперь римляне основательно подготовили свой город к обороне. К тому же римляне имели достаточно сил, чтобы вести войну сразу на нескольких фронтах: в Италии, в Испании, на Сицилии и даже совершать набеги на карфагенское побережье Африки…

Очень скоро замысел Ганнибала оказался раскрыт: на аванпосты легионов Флакка явились перебежчики из карфагенского лагеря, и, не теряя времени, консульские гонцы стремительно помчались в Рим, неся зловещее сообщение из четырех слов: «Одноглазый Пуниец идет на Рим!!!» Среди горожан началась паника: раньше, что бы ни случалось с римскими армиями (все вспомнили катастрофы под Тразименом и Каннами!), коварный враг не решался идти на Рим, но теперь он на это отважился! В Риме тотчас было созвано заседание сената. Кое-кто, в частности, консул 221 г. до н. э. Публий Корнелий Сципион Азина, погорячившись, стал требовать для защиты города немедленного созыва всех полководцев и всех войск, действовавших в Италии, т. е. именно того, чего так хотел Ганнибал! Посыпались предположения, что Одноглазый Пуниец только потому осмелился пойти на Рим, что он уже уничтожил легионы, стоявшие под стенами Капуи!

Крикунов и паникеров остудил мудрый старик Квинт Фабий Кунктатор, правильно догадавшийся, что это не более чем очередная диверсия со стороны гораздого на блеф коварного карфагенянина. «Неужели тот, кто после Канн, будучи победителем, не осмелился идти на Рим, теперь отброшенный от Капуи, возымеет надежду овладеть Римом?! Не для осады Рима он идет к нам, а для снятия осады с Капуи!» – усмехнувшись, заявил он переполошенному было сенату. Старый римский лис оказался полностью прав: бросая Капую, Ганнибал смог тайно переправить капуанцам секретное письмо, в котором предостерегал их от сдачи. Он уходит на Рим, чтобы заставить римские войска удалиться от стен Капуи для защиты своей родины. Потерпев еще некоторое время, капуанцам, по словам карфагенского полководца, следовало ожидать избавления от осады. По дальновидному совету то ли все того же Квинта Фабия, то ли консула 227 г. до н. э. Публия Валерия Флакка сенатом был отозван к Риму только консул Квинт Фульвий Флакк с его 16-тысячным (15 тысяч пехоты и тысяча всадников) войском, а тяжело раненный копьем под левое плечо в последнем бою Пульхр остался с 50 тысячами римских легионеров под стенами Капуи, чтобы не ослабить осаду.