– Что?

Антон запустил репортаж сначала и в какой-то момент нажал кнопку «пауза».

Изображение стало расплываться, экран начал темнеть, и тут оно появилось.

На верхних ступеньках здания суда.

– Кобрадор, – сказал Бовуар.

И никакого цилиндра и фрака, ничего похожего на Фреда Астера.

– Как ты это нашел? – спросил Бовуар.

– На обед приехал какой-то испанец, – сказал Антон. – Коллега сеньора Руиса. Я обслуживал стол, и человек произнес слово «кобрадор», но Руис сразу заткнул ему рот. Человек так побледнел, что я решил проверить, в чем дело. И вот нашел.

– И сказал Жаклин?

– Да.

– А Руис? Он с семьей вернулся в Испанию?

– Они сказали, что возвращаются, но на самом деле я не знаю, и мне, вообще-то, все равно. – Он вздохнул. – Я тебе скажу: когда кобрадор появился здесь, я подумал, что намочу штаны. У меня душа ушла в пятки.

– Ты подумал, что он пришел за тобой?

Антон открыл рот, потом закрыл и покачал головой:

– Я подумал, что его прислал Руис, чтобы напугать нас. А то и чего похуже.

– Зачем ему вас пугать? Вы что-то про него знаете?

– Нет.

– А про убийство Кэти Эванс? Если ты что-нибудь знаешь, Антон, скажи мне.

– Ничего не знаю. Клянусь тебе.

– Но есть ведь что-то, правда? – настаивал Жан Ги. – Ты должен сказать мне.

– Только между нами?

– Ты и сам догадываешься, от чего это зависит. Это как-то связано с Антонио Руисом?

– Обещай никому не говорить.

– Не могу обещать. Брось, Антон. Скажи мне. Я знаю, ты хочешь сказать.

* * *

Мирна покачала головой:

– Хотела бы я знать Кэти получше и чем-нибудь помочь. Но я знаю только, что ее друзья и в самом деле переживают друг за друга. Они не притворяются. Не могу себе представить, чтобы кто-то из них замыслил ее убийство. Кэти была светлой и доброй. Мать-наседка для всех. Не дикарка, какой была в детстве. Мы все растем.

Не все, подумал Гамаш. Некоторые, как Эдуард, падают. И никогда не поднимаются. Никогда не вырастают.

Мысленно он покинул теплый чердак, где стоял гул разговора, и перенесся через холодный деревенский луг, над снегом и льдом, в свой дом. К тетради в столе. И к записям черными чернилами. Словно углем.

К его дневнику распространения чумы.

«Пепел, пепел, мы все падаем».[44]

– А кобрадор? – Голос Клары прорвался сквозь блуждающие мысли Гамаша, и он вернулся к действительности. – Он кто такой, черт побери? Он тут с какой стороны?

– Он явно не из их круга, – сказала Изабель. – И даже не из деревни. В деревне никто не пропал.

– Тогда кто? – спросила Рейн-Мари.

– Есть и другие возможности, – сказала Лакост. – Он мог проследовать в деревню за мадам Эванс, подгоняемый старой ненавистью. Или же его нанял кто-то из местных. Кто-то, кому было известно, что Матео Биссонетт писал о кобрадорах и узнает его.

– Есть, конечно, и более простой ответ, – намекнула Рейн-Мари.

– Матео Биссонетт сам нанял кобрадора, – подхватила Изабель. – А потом рассказал про него всем, включая и мадам Эванс. Да, мы думали об этом. Чтобы это сработало, она должна была знать про кобрадора. Хотя остается неясным, зачем Матео или кому-то другому это могло понадобиться.

Они посмотрели на Мирну.

– Ума не приложу. Леа не приходила ко мне сказать, что Матео планирует убить Кэти. Во всяком случае, я ничего такого не помню.

– Может, он и не собирался, – внезапно заговорил Арман. – Может, кобрадор пришел сюда, просто чтобы пристыдить ее. Убийство никогда не было частью этого плана. Но кто-то увидел такую возможность и воспользовался ею. Вы правы, – сказал он, обращаясь к Кларе. – Вероятно, целью кобрадора был кто-то совсем другой. Вы меня извините?

Он встал и повернулся к Рейн-Мари, которая тоже начала подниматься, несколько удивленная его внезапным желанием покинуть общество.

– Пожалуйста, скажи Жану Ги, чтобы пришел к нам в оперативный штаб. Изабель, ты можешь пойти со мной?

Они попрощались с Мирной и Кларой.

– Господи боже, – сказала Клара, глядя на них в окно. – Его будто кто-то из штанов выдернул. Неужели мы наконец сказали что-то полезное?

– Если и сказали, я не могу представить что.

– Может, у нас сыр кончился? – Клара посмотрела, но сыра еще оставалось много.

Потом две женщины наблюдали с теплого чердака, как Арман, Рейн-Мари и Изабель остановились на деревенском лугу, неподалеку от того места, где стоял кобрадор.

К вечеру погода еще ухудшилась – снег, снежная крупа, ледяной дождь. Полный набор.

Наконец Изабель двинулась в гостиницу. Арман, пригнув голову, пошел навстречу ветру и снегу, а Рейн-Мари отправилась домой, который был едва виден за снежными вихрями.

– Я иду к себе в мастерскую, – сказала Клара.

– Заканчивать картину? – спросила Мирна.

– Она закончена. Я хочу начать новую.

– Клара, – заговорила Мирна, – твоя выставка на носу. Я… – Она замерла с открытым ртом, потом закрыла его.

– Ты хороший друг, – сказала Клара. – И я знаю, ты желаешь мне добра. Но ты меня только расстраиваешь. Пожалуйста, – она взяла большие руки Мирны в свои, – не говори больше ничего. Верь в меня. Я знаю, когда картина готова, а когда нет.

Мирна проводила ее на лестницу и услышала, как звякнул колокольчик, когда Клара вышла.

Что, если ее подруга права? Некоторые вещи выглядят законченными, созданными. А на самом деле им далеко до завершения.

* * *

Старший суперинтендант Гамаш остановился на ступеньках церкви.

Вместо того чтобы поспешить внутрь, он зашел за угол.

Оказавшись позади церкви, он включил фонарик в своем телефоне и осмотрел землю.

Снег в свете телефона был девственно-чистым. Никаких следов. Да и откуда им взяться? Свежий снег должен был замести все следы, оставленные предыдущим вечером. И бригада Лакост должна была уже обшарить территорию вокруг церкви.

Но они не нашли бы то, что искал он.

Гамаш пошарил лучом по задней стене церкви, по обветренной, побелевшей вагонке.

Он подошел поближе, потом сделал шаг назад. Прищурил один глаз – снег летел в лицо сбоку, – повернулся и посмотрел в сторону темного леса.

* * *