Траверсе распорядился уже в мае направить туда две эскадры канонерок под командованием капитанов Казанцова и Сульменева. Их экипажи были специально обучены, их можно было использовать и как пехотные войска. В приложении к ответу на запрос военного министра Барклая де Толли из Вильно морской министр 22 мая писал:

“Отправлено: 10 мая из Кронштадта фрегат Амфитрида и бриг Меркурий под командой флота капитана Тулубmева и к ним присоединится из Свеаборга корвет Помона… 16 и 18 мая из С. Петербурга первый отряд из 40 больших канонирских лодок, состоящий в Ригу под командою флота капитана Казанцова”[207].

В операциях по укреплению обороны Финского залива оказалось одно слабое звено. По достигнутой между Санкт-Петербургом и Стокгольмом договоренности русские, шведские и финские войска должны были сосредоточиться на Аландских островах: оттуда их надо было перебросить на южный берег залива, куда шел из Петербурга генерал Витгенштейн. Но генерал Штейнгель напрасно ждал в Свеаборге шведских частей. В июле он сообщал Траверсе:

“Французами неприятельские действия начаты, и чтобы исполнить повеление Наследного Принца Швеции [Бернадота] в рассуждении амбаркируемого корпуса, я тотчас сообщил генералу Сухтелену; но к крайнему моему удивлению, возвратившийся от него курьер не привез мне никакого ответа относительно каких-либо распоряжений насчет войска, что, как мне казалось, непременно бы быть должно. Я слышал стороною, что в Швеции народ не намерен давать войска и деньги на заграничные предприятия… Оставление меня без ответа генералом Сухтеленом в самом нужном случае поколебали мое мнение и я решился довести обстоятельства сии до сведения Вашего Высокопревосходительства тем более, что войска у Гельсингфорса собранные не малых требуют издержек”[208].

В Швеции большинство населения было против совместной русско-шведской операции. Конвенция, заключенная в марте предыдущего года, окончательно закрепила Финляндию за Россией. С потерей Финляндии Швеция примирилась весьма неохотно и не испытывала желания сражаться бок о бок с русскими за своими границами.

Планы пришлось срочно менять: неиспользованные в общей со Швецией операции части теперь направлялись в Ригу, где должны были пополнить корпус генерал-лейтенанта Эссена, доведя его численность до восемнадцати тысяч солдат. Восемь тысяч солдат, в том числе расквартированные в Або и на Аландах, погрузились в Свеаборге на корабли эскадры адмирала Тета, но мелководье не позволило провести выгрузку с больших кораблей в Риге, и они проследовали в Ревель. Уже через три дня после того, как генерал Штейнгель на “Храбром” вышел из Свеаборга, а именно 27 августа он уже вступил в бой. Французский штаб докладывал:

“2 сентября, прибыв под Ревель, финский отряд под командованием графа Штейнгеля смелым маневром рассеял резервы, и Макдональд был вынужден отправить подкрепления Граверту в Дунабург, что не позволило ему обойти Витгенштейна с фланга”.

Дело в том, что Макдональд, двигаясь из долины Немана, выделил дивизию прусского генерала Граверта для действий против Риги. Столкнувшись с двойной линией обороны, Граверт ограничился захватом порта и крепости Дюнамунде на левом берегу Двины. С этого важного стратегического пункта французы могли угрожать непосредственно Санкт-Петербургу и осложнять коммуникации между Россией и Англией.

Решающую роль сыграла быстрота действий Тета. Части из Финляндии появились как нельзя вовремя и позволили Витгенштейну удержать линию обороны против франко-прусских войск, которые рвались к Риге, чтобы оттуда двинуться на Санкт-Петербург. Но они не смогли сломить сопротивление финской кавалерии, поддержанной драгунами и казачьими частями Лощилина.

В какой-то момент французская угроза столице все же казалась вполне реальной. Швейцарский лейтенант Гаспар Шумахер[209], служивший в штурмовой колонне, двигавшейся на Санкт-Петербург, оставил воспоминание об этой кампании:

“7 августа мы вошли в соприкосновение с русской армией генерала Витгенштейна и нанесли ей чувствительные потери. До Санкт-Петербурга оставалось сто двадцать лье, и мы стремились как можно быстрее достичь этой императорской резиденции. Но, к сожалению, мы встретились с весьма серьезными препятствиями. Все наши припасы были захвачены казаками. Наша армия слабела в то время, как русская усиливалась. Командующий был вынужден отменить наступление на Санкт-Петербург и отвести армию в Полоцк, город, расположенный на Двине, большой судоходной реке, связанной навигацией с Ригой”.

Флотилия русских канонерок, войдя в Двину, вынудила армейский корпус, в котором служил Шумахер, двинуться к Вильно.

Русская эскадра, соединившись с английской эскадрой контр-адмирала Мартена, доставила в Ригу провиант и боеприпасы, тогда как казаки отбили у французов конвой с продовольствием.

Канонерские лодки, устраивая засады у островов или излучин, сильно досаждали противнику. При этом они не ограничивались оборонительными действиями. Капитан 1-го ранга Егор Развозов во главе эскадры из восемнадцати канонерских лодок, поддержанный доблестными капитанами-командорами Иваном Биршетом и Владимиром Рентелем, в результате четырех успешных операций против пруссаков на реке Аа вблизи Митавы, нанес им тяжелые потери, захватил батареи и в конце концов заставил сдаться целый прусский отряд. Моряки не щадили жизни, не позволяя пруссакам возводить батареи, под прикрытием которых они могли бы спокойно передвигаться по рекам. Капитаны Рикорд и Рентель вели с противником отчаянные бои в первых числах июля: паруса их судов были буквально изрешечены ядрами и пулями.

Генерал-адъютант Паулуччи направляя в 1813 г. морскому министру список офицеров, заслуживающих быть отмеченными, возвращался к событиям прошлого года:

“В прошлом лете по приближении неприятельских войск к городу Риге и Динаминдской крепости на расставленных по реке Двине и вверх по оной до порогов, а от Динаминдской крепости по реке Аа и Митаве до Воронова круга военных судах и канонерских лодках отрядные и дивизионные командиры неутомимым их старанием и деятельным исполнением распоряжений Главного командира Ригского порта Вице-Адмирала Шешукова, пресекали неприятелю все способы к переправе на другую сторону Двины к Риге и Динаминдской крепости, и некоторые из них отличились храбростию в сражениях”[210].

Три дня под Полоцком шло ожесточенное сражение, с обеих сторон было много убитых и раненых. В записках Шумахера читаем:

“Нам пришлось оставить русским множество наших раненых и больных. Они, однако, в отличие от испанцев обращались с ними гуманно. К чести русских, они не отличаются свойственной варварам мстительностью, хотя многие из населяющих Россию народов, например казаки и башкиры, склонны к грабежам. Русский солдат, особенно в последнее время, строго соблюдает дисциплину”.