Императрица пошла вперевалку. Походкой она была обязана тому, что с детства ей бинтовали ноги. Ходить было невыносимо больно, но она никогда не плакала, никогда не открывала миру цену удивительной красоты — великой, божественной красоты.

Стоило ей остановиться, как тут же подлетели двое слуг и поставили за ее спиной стул. Не оборачиваясь, вдовствующая императрица Китая опустилась на мягкое сиденье.

— Возможно, настало время начать переговоры с заморскими дьяволами, — изрекла она. — Пора им присоединиться к нам в нашем стремлении избавить Поднебесную империю от этих небесных дураков.

Императрица представила себе уродливых чужеземных дьяволов, и тут же сласти, съеденные часом назад, подкатили к горлу и едва не вырвались изо рта тугой струей рвоты. Сделав глубокий вдох, она ощутила вкус цветка аниса, который держала за левой щекой, и прислушалась к тому, как в желудке взбурлило последний раз. Возможно, лучшим выходом было бы отравить воду этим фань куэй и таким образом покончить с ними раз и навсегда. Она снова улыбнулась. Мысль о том, чтобы разом избавить мир от стольких уродливых людей, пришлась ей по душе. Затем она взглянула на свои маленькие ножки в маленьких атласных туфельках и подумала: «Прекрасны! О, как они прекрасны!»

Подняв взгляд на безобразных генералов, вдовствующая императрица распорядилась:

— Предложите фань куэй торговый доступ в Пекин в обмен на то, что они объединятся с нами с целью избавить Китай от тайпинских дураков.

Цыси отвела взгляд в сторону. Ей уже было не под силу смотреть на этих уродов. А затем в голову ей пришла мысль: «Сначала фань куэй помогут нам уничтожить мятежников, а потом я уничтожу их».

Макси поднял руки, ухватился за деревянную опору, поддерживающую свод тоннеля под цитаделью тайпинов, и подергал ее. Свая не поддалась. Он покрутил головой.

Трое тайпинов, стоявших рядом, никогда не видели, чтобы рыжеволосый фань куэй так себя вел. Его переводчик — мужчина хакка, которого Макси называл Купидоном, — спросил:

— Что-то не так, сэр?

Макси прозвал мужчину Купидоном, потому что настоящего его имени он выговорить не мог, а у парня к тому же был рот, кокетливо выгнутый в форме лука, с которым обычно изображают шаловливого мальчика, божество любви. Однако Макси доводилось сражаться рядом с этим человеком, и он знал, что у того сердце настоящего воина, а потому доверял ему, хотя обычно наделял доверием очень немногих.

— Они быстро учатся, — ответил Макси.

— Маньчжуры?

— Да, маньчжуры, если только этот тоннель не построил кто-то другой, — фыркнул Макси.

Он успел принять участие в обороне нескольких тайпинских городов, окруженных стенами, и сформулировал для себя незыблемый закон: если городские стены неприступны — а у многих городов они именно такими и были, — значит, нападение последует из-под земли. Это помогло ему разработать способы борьбы с подобной тактикой. Он неустанно рассылал по округе разведчиков, задачей которых являлось обнаружение куч свежевырытой земли или каких-либо других признаков подкопа. Потом он мысленно проводил прямую линию от начала подкопа до городской стены. Именно по этой линии должен был идти подземный ход. В ночь перед вражеской атакой Макси отправлял группу землекопов, которая на подходе к стене вгрызалась в землю и заваливала маньчжурский тоннель.

Первоначально у него была иная тактика. Он отдавал приказ направить во вражеский тоннель городскую канализацию, и горожане, находясь под защитой крепких стен, надрывали животики, глядя, как маньчжуры, словно ошпаренные, выскакивают из-под земли, с головы до ног покрытые нечистотами. Затем Макси стал применять другие приемы. По его приказу защитники минировали тоннели. Когда враг забирался в подземный ход, намереваясь подобраться к городу, заряды взрывались и маньчжуры оказывались погребены под тоннами земли. В течение некоторого времени подобная тактика вполне успешно срабатывала, но теперь дело обстояло иначе. Этот тоннель был не такой, как предыдущие. Его строили подлинные знатоки своего дела. Помимо воли Макси восхищался их мастерством.

— Взорвите его, — приказал он, после чего выбрался на поверхность. Снова оказавшись под открытым небом, он повернулся к Купидону: — Мне нужно наверх.

Хакка выкрикнул несколько приказов, и к Макси подвели коня. Он прыгнул в седло и поскакал по кривым улочкам к восточному холму в центральной части города.

Макси остановил коня на вершине холма, возле толстого высокого шеста, с которого свисали две прочные веревки. Встав ногами на седло, он прикрепил одну из них к поясу — точно так же, как много лет назад сделал это в Индии, когда доставал из тайника на территории «Алкалоид уоркс» первую для братьев Хордун партию опия. Затем он ухватился за вторую веревку и поднял себя в воздух.

Уже в который раз он восхитился легкости и прочности шелковых китайских веревок, а уж что касается узлов, то их вязал он сам. Этому искусству Макси научился еще на борту корабля, который вез их с братом в Китай. Несколько месяцев назад Макси и несколько тайпинских мастеров покумекали и придумали систему фарфоровых блоков, соединенных канатами. Так что теперь он мог поднять себя в воздух, а затем сесть в специальное седло и пролететь по канату над крышами города. Так он и сделал.

Под ним бежали ребятишки, но это была не игра. Город находился в осаде вот уже три месяца, и придуманная Макси система позволяла ему наблюдать за приближающимися маньчжурскими армиями. Они казались нескончаемыми, а их умение воевать росло день ото дня.

Отблески света на земле подтвердили худшие из его опасений: маньчжуры сооружали канал. Они достигли значительных успехов в искусстве направлять и изменять течение водных потоков и теперь наполняли вырытый ими канал водой, откуда она должна была направиться к городским стенам. Стены представляли собой простую кирпичную или каменную кладку в два ряда, скрепленную высохшей грязью. Если маньчжурам удастся подтопить стены, те впитают воду и станут неустойчивыми. И тут уж Макси был бессилен.

Маньчжуры все-таки нашли эффективный способ осады тайпинских городов.

Макси медленно опустился на землю. По его лицу блуждала мрачная ухмылка.

— Что? — спросил Купидон.

— Ничего, — ответил Макси.

Он уже знал: тайпинам ни за что не победить, и храброму человеку, стоящему рядом с ним, предстоит непременно погибнуть во имя безнадежного дела.

Макси и в голову не приходило беспокоиться о собственной безопасности. На нем лежала ответственность за других, а все остальное не имело значения.

Элиазар Врассун подернул плечами. Близился вечер, а на календаре была пятница, но те двое, что стояли перед ним, похоже, не торопились заканчивать дела. Если бы речь шла о торговле опием, шелком, каучуком или серебром, Врассун поднял бы руку и положил конец беседе. Исполнение религиозного долга, в отличие от деловых переговоров, не могло ждать. Но эти двое не были торговцами. Они были посланцами Цыси, вдовствующей императрицы Китая, и пришли они, чтобы предложить сделку, заманчивей которой и быть не могло: неограниченный торговый доступ к самому сердцу страны — Пекину и прилегающим к нему территориям.