— Из-за тебя, мой сын? Или по моей вине?

— Я бы сказал, в этом не повинны ни ты, ни я, разве нет?

Конн хмыкнул:

— Ты никогда не умел ловко польстить своему тану, не то что другие воины. Ты прямо-таки болезненно честен! Ладно, оставим это. Так скажи мне, что это за просьба, которая заставила тебя прийти?

— Я вдруг вспомнил, что есть некто, кого я забыл поблагодарить. И намерен исправить это упущение.

Глаза тана вспыхнули, лицо довольно просияло.

— Тебе не за что упрекать себя, сын мой. Ты уже довольно благодарил меня за это время.

— Тебя?! — Нилл смущенно поежился. — Моя благодарность и так будет вечно принадлежать тебе!

— И твоя верность, которая никем и никогда не ставилась под сомнение. Но сейчас, похоже, все немного изменилось.

Ему почудилось, или за этими внешне безобидными словами и впрямь крылось что-то? Нет, одернул он себя, просто сказывается напряжение последних недель — вот ему и мерещится черт-те что.

Нилл, сделав над собой усилие, продолжал:

— Можешь говорить все, что угодно, но, уверен, ты не хуже меня знал, что я никогда не смогу причинить зло женщине.

— На свете очень мало таких, у кого хватает храбрости или безрассудства попытаться вообразить себе ход моих мыслей. — Конн отвел взгляд, и Нилл мог бы поклясться, что в глазах его на мгновение блеснул скрытый огонек. — Впрочем, чем черт не шутит, может, ты и в самом деле научился угадывать, о чем я думаю! Ты ведь у нас любимец богов, тот, кто еще при жизни войдет в историю!

Нилл протестующе фыркнул:

— Тебе лучше меня самого известно, как мало общего у меня с тем героем, которого они видят. Это всего лишь плод их воображения.

— Что ж, мудрые слова. Я помню пиры в честь твоих предыдущих подвигов. Тогда ты верил во все это так же, как они.

Нилл скривился:

— Я был высокомерным дураком, уверенным, что все тайны мира открыты мне, тогда как не знал абсолютно ничего.

— Ну да, а теперь все тайны мира от тебя скрыты? Ты это хочешь сказать? Интересно, как это тебе удалось так резко поумнеть за то короткое время, что тебя не было с нами?

Потянувшись за дивной красоты кубком, изукрашенным драгоценными камнями, из которого пил только он, тан осушил его до дна, а потом передал сидевшему к нему ближе всех сыну. Это был Магнус. Глаза его сверкали каким-то диким огнем, лицо от выпитого стало совсем багровым.

— Наполни его и поднеси моему наследнику, — приказал Конн. — Ведь очень скоро этот кубок будет принадлежать ему.

Нилл ожидал от Магнуса вспышки возмущения, но тот безропотно унес кубок, словно простой слуга.

Ничто из того, что столь круто изменило его судьбу, не ошеломило его так, как покорность Магнуса. Нилл озадаченно посмотрел ему вслед. Возможно ли, чтобы самый честолюбивый и надменный из сыновей Конна так легко смирился с потерей отцовского трона? Нет, не может быть! Когда они оба были мальчишками, Магнус готов был перегрызть ему горло, стоило тому только вообразить, что Ниллу повезло больше, чем ему, сыну верховного тана. Не упускал он и возможности каждый раз намекнуть, что когда-нибудь Нилл с лихвой заплатит за это. Стало быть, надо держаться настороже, решил он.

От мрачных мыслей его заставил очнуться звучный, низкий голос Конна.

— Ну а теперь скажи: что привело тебя ко мне? — полюбопытствовал он. — Ты сказал, что у тебя какая-то просьба, верно? И добавил, что забыл поблагодарить еще кого-то.

Нилл вспомнил, для чего шел к Конну, и его смятение понемногу исчезло. Ну конечно, Оуэн! Даже неприятная мысль о том, что Магнус что-то затевает, не могла стереть с его лица улыбку, когда перед его внутренним взором встала физиономия Оуэна с застывшим на ней выражением упрямства и обиды.

— Мне хотелось поблагодарить мальчика, который принес мое письмо в Гленфлуирс, — объяснил Нилл. — Юного Оуэна, который мечтает когда-нибудь стать воином.

— Оуэна? — Конн озадаченно сдвинул брови. Потом вдруг лицо его прояснилось, и он рассмеялся: — Ах, Оуэна! Как же, помню! Такой упрямый парнишка.

Нилл и сам не раз улыбался, вспоминая хмурое лицо Оуэна. Тогда странно, почему его так неприятно покоробила насмешка в голосе Конна.

— Только дай этому парнишке шанс — и со временем ты получишь отличного бойца, — возразил он. — Я готов прозакладывать собственную жизнь, что так оно и будет!

На губах Конна появилась странная усмешка.

— Поверь мне — Оуэн выкован из редкого, драгоценного металла, — продолжал настаивать Нилл.

— Наверное, из того же, что и ты сам, — улыбнулся Конн. — Ты на это намекаешь, верно? И закален в огне стыда, унижения и мук?

Лицо Нилла вспыхнуло. Удар попал в цель, однако он только упрямо стиснул зубы.

— Мальчик, который с таким мужеством встретил все, что выпало на его долю, будет сражаться до последней капли крови и с радостью погибнет за того человека, у которого хватит ума доказать, что на свете существуют не только жестокость и оскорбления, но еще уважение и доброта. Ты не прогадаешь — сколько бы ты для него ни сделал, мальчишка со временем вернет все с лихвой.

— Боюсь, тут ты ошибаешься. Я еще легко отделался. Наша первая и единственная встреча едва не закончилась разбитым носом. Моим, естественно.

Нилл нахмурился:

— Не понимаю.

Конн рассмеялся:

— Он был… скажем так, преисполнен излишнего воодушевления, когда появился в Гленфлуирсе. Рвался в бой — мечтал, что станет сражаться с драконами, брать приступом замки и крепости и голыми руками уничтожать бесчисленных врагов.

Лицо Нилла прояснилось.

— Да, а тут, как на грех, ни одного дракона поблизости! — Он покачал головой. — Печально!

— Ты так долго занимался тем, что совершал мыслимые и немыслимые подвиги, что, боюсь, на долю остальных уже ничего не осталось и в Гленфлуирсе стало скучновато. Не зная, чем можно занять мальчишку, я отослал его поохотиться. Мне показалось, что твой Оуэн из породы людей, которые умеют сами создавать себе неприятности, когда не могут их найти, и сражаться с воображаемым врагом там, где его отродясь не бывало.

В груди Нилла заныло. С таким же успехом слова Конна могли относиться и к нему самому.

— Жаль, что его нет в замке. Я был бы рад его увидеть.

Конн пожал плечами:

— Боюсь, он вернется слишком быстро и нашему покою придет конец. И шустрый же парнишка! Не то что мой сын. Того, похоже, только за смертью посылать.

В эту минуту за его плечом вырос Магнус, держа полный до краев кубок. Конн метнул в сторону сына уничтожающий взгляд.

— Я не привык выполнять обязанности слуг, — неожиданно беззлобно проворчал Магнус, с неудовольствием оглядывая влажное пятно, отчетливо выделявшееся на его тунике.