— Придется привыкать! С этого дня, сынок, твой долг — служить Ниллу и выполнять его приказы! — угрюмо осклабился Конн. — Удовлетворять все его желания — вот что станет главной твоей обязанностью!

Тан грубо вырвал кубок из рук Магнуса. Вино выплеснулось через край и потекло по пальцам Конна. Подняв кубок, он пригубил его и тут же отставил в сторону. Отерев мокрые усы, Конн передал кубок Ниллу и улыбнулся:

— Ну-ка отведай и скажи мне, мой приемный сын: правда ли, что вино, которое пьет наследник, по вкусу отличается от того, что предназначено простому воину?

В первую минуту Ниллу хотелось отказаться. Он так устал, что не хотел ничего, кроме покоя. Он сильно изменился за последнее время, и все же насмешки и оскорбления сыновей Конна до сих пор бесили его. Выведенный из себя их презрительными взглядами, Нилл ответил им так, как только и можно было ответить: подняв кубок, он одним духом осушил его.

Глаза Конна вспыхнули ликованием, и Нилл невольно удивился: что он такого сделал, чтобы так обрадовать верховного тана? Может быть, Конну пришлось по душе его высокомерие по отношению к вечно надутым и злобным собственным сыновьям?

— Ты принес мне немало радости в те годы, что провел здесь, со мной, — проговорил Конн. — Я гордился тобой, как отец. Именно поэтому мне так горько разочаровывать тебя, сын мой. Отказать тебе в просьбе, причем в тот самый день, когда барды наперебой воспевают твои героические подвиги! Может быть, ты попросишь меня о чем-то еще, Нилл? Только скажи — и я с радостью выполню любую твою просьбу!

Нилл внимательно вглядывался в знакомое с детства лицо — умные, проницательные глаза, нос, похожий на клюв хищной птицы, пышные усы, подчеркивающие твердую линию рта. И улыбка — та самая улыбка, которая, как ему казалось, очерчивала вокруг них с Конном магический круг, отделяя обоих от всего остального мира.

Внезапно ему стало грустно, будто это последнее испытание каким-то образом разорвало доверие, связывавшее их. Было время, когда он безотчетно сопротивлялся очарованию этой улыбки. Тогда он был еще мальчишкой, угрюмым волчонком, не доверявшим никому, но в лучах улыбки тана враждебность его постепенно таяла. И странное, теплое чувство наполнило его душу; впрочем, может быть, в этом было виновато старое вино, поднесенное ему Магнусом.

Звук собственного голоса пробудил его от задумчивости.

— Что ж, есть еще одна награда, о которой я мечтаю.

Господи, да он, никак, сошел с ума! Безумный страх вдруг захлестнул его — страх, что кто-нибудь заметит, как он растерялся, когда слова эти против воли сорвались с языка. Что за идиот — едва не проболтался о своей любви!

И все же не разумнее было бы признаться перед всеми прямо сейчас, что они с Кэтлин любят друг друга, чем терпеливо ждать, пока этот осел — старший сынок Конна — прикажет глашатаям объявить о своей помолвке с дочерью Финтана? Надменному Магнусу придется публично стерпеть пощечину, да к тому же от того, кого он люто ненавидит много лет. Тогда можно будет не сомневаться — Магнус продаст душу дьяволу, лишь бы отомстить.

Конн с размаху хлопнул его по плечу.

— Славное имя, ради которого ты сражался и проливал кровь столько долгих лет, теперь твое по праву, — громогласно объявил он. — Имя, которого достоин воин, что в один прекрасный день займет подобающее ему место в чертогах Тир Нан Ога!

Нилл рассеянно потер ладонью лоб, стараясь привести в порядок разбегавшиеся мысли, но усталость и перенапряжение последних дней взяли свое. В голове у него затуманилось, но одно он помнил: лгать и скрывать свои мысли он больше не намерен.

— Мне не нужно новое имя, — признался он.

Конн в изумлении уставился на него:

— Как это? Ведь ты проливал кровь, чтобы смыть ею позорное пятно, оставленное на нем предателем!

Щеки Нилла полыхнули огнем. Опустив глаза, он мельком глянул на рукоятку меча, поблескивающую у него на поясе, и в горле у него встал комок. Где-то в самой глубине его души таился страх, что этот миг наконец настанет. И вот он пришел. Сейчас он смертельно оскорбит человека, когда-то бывшего единственным его защитником.

Нилл невольно опустил глаза, ничуть не сомневаясь, что тан никогда не поймет, что им движет сейчас, как бы он ни старался объяснить.

— Никакое имя не в силах изменить то, что я был и остаюсь сыном Ронана из Дэйра, — медленно произнес он. — Его кровь текла и течет в моих жилах. Я унаследовал его черты, так же как и твои сыновья похожи на тебя.

— Но это не одно и то же! — Губы Конна презрительно скривились. — Ты носишь имя предателя и убийцы! И я избавлю тебя от этой позорной ноши!

— С тех пор миновало немало лет. И теперь это мое имя. Только мое, и ничье больше! — То имя, под которым узнала его Кэтлин, а потом и полюбила, несмотря ни на что! Разве можно объяснить словами, что это имя, произнесенное ее нежным голосом, до сих пор сладчайшей музыкой звучит в его ушах?

— Преемник верховного тана — с именем, на котором лежит позорное пятно?! — опешил Конн, явно не веря собственным ушам. — Кто пойдет за этим человеком? Об этом ты подумал?

Храбрая дочь Финтана с нежным благородным сердцем, хотелось крикнуть ему в ответ. Фиона с ее пылким, бесстрашным нравом и непоколебимой верностью. Аниера, которая всегда любила его, как может любить только мать. Только те, кого он любит и кто любит его.

У Нилла вдруг зазвенело в ушах. Он по привычке расправил широкие плечи, собираясь сказать Конну правду, поскольку знал, что этот человек всегда требовал честности, и в первую очередь от приемного сына.

— Я и не прошу никого следовать за мной! У меня и мысли никогда не было сделаться верховным таном!

Конн откинулся назад, будто Нилл с размаху ударил его по лицу.

— Кто же не хочет стать верховным таном?! — вознегодовал Конн. — Кто не мечтает о власти, о возможности править другими?

Но Нилл мечтал властвовать лишь над бычками, которых в будущем принесет плодовитая Боанн, кое-как справляться с неприятностями — о том, чтобы их было достаточно, позаботится неугомонная Фиона — и надеяться на то, что мать в один прекрасный день очнется от волшебного сна. А владеть он хотел только одним — сердцем Кэтлин! Но что-то удерживало его от того, чтобы крикнуть об этом во всеуслышание, — будто тайный голос нашептывал ему, что тем самым он навлечет еще большую опасность на голову Кэтлин.

Но разве она сейчас не в опасности? Разве Конн не пообещал отдать ее в жены Магнусу? Страшно было подумать, на что решится старший сын тана, обнаружив, что его ограбили, похитив не только наследство отца, которое он привык считать своим, но и обещанную ему дочь легендарного Финтана.

Нилл невидящим взором смотрел, как Конн сжал ему руку.

— А ты не подумал о том, как я буду выглядеть в балладах бардов, если нарушу данное тебе слово? — сурово спросил тан. — Мое имя будет опозорено в веках! Нет, раз я объявил тебя своим преемником, им ты и останешься!