Мимо наблюдательного пункта проходят к переднему краю роты пехоты. В колоннах не слышно ни звука. Что они сейчас думают? Впереди 350 метров воды и шквал огня. Кто из них преодолеет этот ад? Потом еще надо взобраться на почти отвесную кручу берега, по которому окопы в полный профиль, а в них пулеметы и автоматы противника. Кому из них выпадет счастливый жребий остаться в живых?

Мы, выставив у входа на НП часового, устраиваемся отдыхать. Нештатные ординарцы командира дивизиона и командира батареи приготовили в помещении наблюдательного пункта постели на земляных нарах. Там же остался дежурный телефонист, только перешел теперь с нар на пол у входа. Мы расположились за бруствером хода сообщения, подстелив свои плащ-палатки и укрывшись ими же. «Нештатные ординарцы». Да, по штатному расписанию командирам рот, батарей, батальонов и дивизионов ординарцев, как и адъютантов, не полагалось. Но все они, на протяжении всей войны, имели и ординарцев, и личных поваров. Брали их из взводов. Например, ординарец и повар командира дивизиона числились в штате взвода топоразведки вычислителями. Их должностные обязанности выполняли другие, соответственно, и нагрузка увеличивалась. А учитывая убыль личного состава по ранению и убитыми, недокомплект взвода составлял в лучшем случае 50 %. Из 12 человек по штату редко у нас было 6 человек, в основном по 3–4. Вот каждый и выполнял работу за троих.

Разбудили нас на рассвете. Солнце было еще за горизонтом, но небо на востоке уже заметно посветлело. У НП стояли с термосами повар управления дивизиона Трунов и ездовой хозотделения батареи, а в траншее хода сообщения, втянув голову в плечи и виновато улыбаясь, – старшина управления дивизиона ст. сержант Степан Защепин.

Защепин был 1916 года рождения, еще не старик, без военной подготовки артиллериста, прибыл в дивизион из запаса, еще в начале войны, в районе Смоленска. Зачислили его в наш взвод топоразведки и забрали в штаб дивизиона поваром командира. Человек он был на редкость услужливый, а в характере у него было что-то женское, даже голос был высокий, женский, и растительность на лице отсутствовала. Около года Защепин кормил командира дивизиона, и, видимо, неплохо, потому что, когда неожиданно исчез прежний старшина-сверхсрочник – отъявленный вор, старшиной с присвоением звания «мл. сержант» был назначен красноармеец Защепин. От других Защепина отличала одна заметная черта – трусость. Трудно сказать, врожденная это была черта характера или этому способствовала служба, хотя и не в далеком тылу, но все-таки в землянке командира и комиссара дивизиона. Заставить же себя побывать на НП, где находилось большинство личного состава управления, он не мог. Как и его предшественник, он твердо определил для себя боевой пост – кухня.

Место для кухни и хозповозок он подбирал подальше от передовой. Если в районе действия дивизиона были строения, то под крышей. И, конечно, был он всегда сытый. Злые языки говорили, что бессменный повар Трунов готовит ему отдельно от солдат и офицеров. Так бы Защепин и закончил всю войну без риска потерять здоровье и жизнь, да война шла к концу, а его грудь не украшала ни одна награда. Даже медаль «За боевые заслуги», которой награждал своим приказом командир полка, не дали. А он так преданно служил начальникам. Вот и решил он проявить мужество, стал все чаще, когда на передовой было мало огня, посещать НП. Мы видели, как ему было неуютно с нами, но ничего не поделаешь – нужна награда. А командир дивизиона не понимал человека или делал вид, что не замечает, и указания писарю Галкину писать наградной лист не давал. Все старания Защепина показать себя в боевой обстановке оставались тщетными.

Команда – получить завтрак. Умываться некогда, да и воды для этого нет, надо успеть позавтракать до начала артподготовки. Начнется «работа» – есть будет некогда. А то может быть и хуже. На фронте бытовала такая шутка: «Ешь быстрее, а то убьют – останется, жалко будет». В литературе мы читаем, что в старой армии перед боем не кормили – это опасно при ранении в живот. У нас же, наоборот, могли не кормить при затишье, но перед боем всегда (если было чем) кормили и выдавали по 100 граммов. Перед наступлением повара и солдаты хозвзводов еще до рассвета несли в окопы термосы с кашей и рюкзаки с хлебом. Старшины старались выполнить свою работу как можно раньше, до рассвета, чтобы сохранить свои кадры. Помню случай на Днепре, когда в батальоне, который поддерживал наш дивизион, солдат с термосом был отправлен старшиной в батальон так рано, что прошел через цепи своего батальона незамеченным и унес кашу немцам.

Небо чистое. Погода сухая, безветренная. Предутренняя тишина. Даже пулеметы молчат. Спешим с завтраком. Осталось несколько минут до начала артподготовки. Штурмовые отряды пехоты со своими плавсредствами сейчас сосредоточились у воды и ждут первого залпа. Командир батареи ст. лейтенант Трубов с орудийным расчетом ст. сержанта Ярового по времени сейчас уже погрузили пушку на плот и готовы взяться за весла.

Мы знали, что война кончается, и готовились к этому, как нам казалось, решающему, а может быть, и последнему бою. До Берлина оставалось 60–70 км, союзники уже подходят к Эльбе, и думалось, что ни один здравомыслящий человек уже не будет оказывать сопротивление. Стоит нам только преодолеть водный рубеж, и сопротивление врага закончится.

И все-таки, когда в воздух взлетела красная ракета, сердце посетил холодок. Одновременно с ракетой заговорили дежурные телефонисты, принимая и передавая команду «Огонь!». Над обороной противника взвились в воздух осветительные ракеты, в сплошной гул слилась пулеметная стрекотня, и тут же все это заглушила артиллерия. Началась артиллерийская подготовка.

Пока артиллерия и минометы обрабатывали передний край обороны немцев, наши штурмовые отряды успешно переправились через реку и закрепились на западном берегу. Успех был обеспечен. Дальше все шло по плану. Артиллерийский огонь перенесен в глубь обороны, и за ним стала продвигаться пехота. В это время на плацдарме были уже не штурмовые отряды, а переправившиеся батальоны. Только на третьем часу наступления немцам удалось остановить продвижение наших войск. То ли немцам помогла водная преграда – русло старого Одера, к берегу которого подошел отступающий противник, то ли к ним было переброшено подкрепление, но наше наступление было остановлено сильным огнем, а затем немцы перешли в контратаку. Контратаки были отбиты, но и наши остановились.

Командование высоко оценило действия нашего командира батареи и расчета пушки при отражении контратак противника. Командиру батареи старшему лейтенанту Трубину и командиру орудия старшему сержанту Яровому было присвоено звание Героев Советского Союза, а солдат расчета наградили орденами.

Весь день идет непрерывный бой, но все попытки выбить противника с восточного берега старого русла Одера не имеют успеха. День клонился к вечеру, когда нам было приказано сняться с занятых на восточном берегу позиций и двигаться на переправу севернее деревни Альткюстринхен в район железнодорожного моста. Там дивизия нашего корпуса, наш сосед справа, имела больший успех. Она продвинулась вперед настолько, что уже сумела организовать переправу на понтонах, буксируемых катером.

Переправа работала с полной нагрузкой. Небольшой, но мощный катер легко, даже как-то весело, швырял понтон от одного берега к другому. Батареи, роты солдат, повозки подтягивались к берегу непрерывным потоком и в ожидании своей очереди рассредоточивались в непосредственной близости от причала. В то время как понтон причаливал к западному берегу, с нашей стороны подходило очередное подразделение переправляющихся. Погрузка и разгрузка шли споро, без малейшей задержки.