— Как насчет следующей весны, после дождей, когда расцветут розы?

Именно так, не озираясь по сторонам и не выискивая кого получше. Марта и я вместе на всю оставшуюся жизнь. Лори разлила чай и мы молча сели, чувствуя себя удивительно счастливыми.

В начале октября я опять начал думать о хакере. Мы с Дарреном обсуждали вопрос о публикации. «Если ты ничего не расскажешь, — доказывал Даррен, — то еще какой-нибудь хакер напортачит».

— Но если я опубликую — это будет уроком для десятка хакеров.

В том-то и проблема. Когда вы описываете, как сделать бомбу, первый же пацан, который раздобудет немного угля и селитры, станет террористом. Но если вы держите информацию в тайне, люди так и не узнают о грозившей им опасности.

В январе исполнилось полгода с момента ареста хакера и полтора года с момента его обнаружения. Наступило время опубликовать результаты. Итак, я послал статью в журнал «Сообщения Ассоциации компьютерных машин». Она, конечно, не появится на каждом столбе, однако дойдет до большинства компьютерных профессионалов: это действительно научный журнал — каждая статья реферируется. А это значит, что мою статью проверят три специалиста и анонимно выскажутся, стоит ее публиковать или нет. Статья должна была увидеть свет в мае. На первое мая Ассоциацией компьютерных машин и Лоуренсовскими лабораториями в Беркли было запланировано совместное сообщение.

Май обещал быть суматошным месяцем. Свадьбу мы с Мартой запланировали на последние числа. Мы отложили «Звезду сада», сшили свадебные наряды, и наприглашали друзей и родственников. Даже без огласки истории с хакером мы не ожидали спокойной жизни.

Но мы не больно-то обрадовались, когда немецкий журнал Куик опередил нас. Четырнадцатого апреля они напечатали статью о том, как немецкий хакер проник в три десятка военных компьютеров. Большая часть истории основывалась на сведениях из моего журнала регистраций.

Мой журнал регистраций! Как же Куик, нечто среднее между Лайфом и Нэйшнл Инкваэрер, умудрился завладеть моим лабораторным журналом регистраций? Я хранил свой журнал на дискетах, а не на бумаге. Может, кто-нибудь проник в компьютер? Невозможно. Журнал велся только на Макинтоше. Я никогда не подключал его к сети, к тому же каждый вечер убирал дискету в стол. Я перечитал перевод статьи и понял, что кто-то воспользовался утечкой информации из моего журнала годичной давности — который велся еще в январе. Еще до того, как я установил ловушку в виде фальшивых файлов СОИНЕТ. Разве я давал кому-нибудь копию своего журнала? Да, давал. 10 января я послал этот журнал Майку Гиббонсу в ФБР. Похоже, он направил его советнику по правовым вопросам в Бонне. Кто-то допустил утечку информации в журнал Куик. И они опубликовали эту историю за две недели до меня. Проклятье.

Целый год молчания. Год секретного сотрудничества с властями. И такое предательство ради дешевого бульварного издания в Германии. Проклятье! Даже украв мои материалы, Куик умудрился быть неточным. Проклятье! Что бы мы теперь ни делали, мы будем вторыми. А еще Джон Маркофф из Нью-Йорк Таймс — он что-то слышал и задавал вопросы. Проклятье. Оставалось только одно: созвать пресс-конференцию. Со мной в качестве главного действующего лица. Проклятье.

В тот вечер я очень нервничал и чувствовал болезненное беспокойство. Не помог и телефонный звонок из АНБ.

В городе была Салли Кнокс — администратор центра компьютерной безопасности АНБ. Она прослышала о завтрашней пресс-конференции. «Даже не вздумайте упоминать нас, — ее лающий голос звенел у меня в ухе. — В прессе и так хватает плохих статей о нас.»

Я смотрю на Марту. Она слышит голос из трубки.

— Салли, АНБ не сделало ничего плохого. Я не собираюсь говорить, что вам нужно срезать финансирование.

— Дело не в этом. Всякий раз, когда журналисты слышат название нашей организации — жди беды. Они никогда не публикуют правдивых статей.

— Хорошо, Салли, — сказал я. — Я уверяю, что даже ни разу не упомяну ваше агентство. Просто скажу: «никаких комментариев».

— Нет, не делайте этого. Эти свиньи начнут еще больше вынюхивать. Скажите, что мы не имеем к этому никакого отношения.

— Послушайте, Салли, но я не собираюсь врать. И вообще, разве Национальный центр компьютерной безопасности не является открытой, несекретной организацией?

— Да, это так. Но это не основание, чтобы позволять прессе крутиться около нас.

— А почему вам тогда не послать одного из своих людей на мою пресс-конференцию?

— Никто из наших служащих не уполномочен вести переговоры с прессой.

При таком отношении неудивительно, что о ее агентстве пишут плохие статьи. Салли разглагольствовала двадцать пять минут. К 11.30 вечера я уже полностью выдохся.

— Послушайте, Салли, — сказал я, — вы собираетесь на чем-нибудь закругляться, рассказывая, чего мне нельзя говорить?

— Я не собираюсь учить вас, о чем говорить. Я лишь говорю, чтобы вы не упоминали АНБ.

Я повесил трубку. Лежа в постели, Марта посмотрела на меня. «Они что, все такие?»

Пресс-конференция, собравшаяся на следующее утро, напоминала зверинец. Я привык к научным собраниям и техническим семинарам. Мы постоянно слышим о пресс-конференциях, но живьем я ни одну из них не видел. И вот стал главным действующим лицом. Вместе с моим шефом, Роем Кертом, я отвечал на вопросы репортеров. Телевизионные репортеры задавали простые вопросы («Что вы чувствуете сейчас, когда все позади?»), тогда как вопросы газетчиков были трудными и колкими — «Какой следует быть национальной политике в области компьютерной безопасности?» или «Можно ли оправдать нежелание адмирала Пойндекстера выдавать важную, но несекретную информацию?» Об АНБ никто не спрашивал. Салли зря упражнялась в красноречии.

Ранее пресса исказила все, что можно. Теперь состоялся профессиональный разговор. Как американская пресса изложит его содержание?

На удивление точно. Здорово! Собрано все самое важное — военные компьютеры, ловушка, даже операция Промывание Мозгов. Репортеры были мастерами своего дела. Они раскопали то, что мне никак не удавалось узнать — имя хакера. Они ему дозвонились.

Глава 55

— Привет, это Маркус Гесс из Ганновера?

— Да.

— Это Ричард Ковей. Я репортер из Калифорнии. Я могу с вами поговорить?

— Я не могу разговаривать.

— Об этом деле с хакерами — не могли бы вы мне сказать, вы один работали или с кем-нибудь еще?

— Я не могу отвечать. Дело еще находится в суде.

— Каковы были ваши намерения?

— Это было мое хобби.

— Вы студент?

— Я не могу говорить по телефону, возможно, он прослушивается.

— У вас есть адвокат?

— Да.

— Как его зовут?

Нет ответа.

— Вы знаете Ласло Балоша из Питтсбурга?

— Нет. Никогда о нем не слышал, кроме как из газет.

— У вас