Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но когда у нее на спине сомкнулись тонкие руки мисс Динглби, все это было тут же забыто.
– Ты вернулась! – крикнула Стефани.
– Ну конечно. – Мисс Динглби положила руки ей на плечи и чуть отстранила. – Разумеется, я вернулась к тебе, моя дорогая. Неужели ты сомневалась во мне?
– Я не получала от тебя ни слова.
– У меня не было времени на письма. Расследовала дело с этими анархистами.
У Стефани на глаза навернулись слезы.
– Пока тебя не было, случилось нечто ужасное…
– Да-да, этот твой маркиз попал под суд. Надеюсь, он в порядке?
– Нет. Все так страшно, что дальше некуда. Сегодня присяжные признали его виновным в убийстве мачехи. Виновным! Его повесят, а он невиновен, абсолютно невиновен, и мы должны спасти его…
Мисс Динглби еще крепче схватила ее за плечи и встряхнула.
– Что все это значит, Стефани? Эти слезы… Что с тобой случилось?
– Его повесят, мисс Динглби! Ты должна мне помочь.
– Боже, тебя трясет, словно… – Тут женщина смолкла. Ее взгляд опустился вниз. – Клянусь всеми святыми! И ты тоже?
– Помоги мне, – шепотом повторила Стефани.
Динглби закатила глаза.
– И ты, Стефани? Господи, может, дело в английском воздухе? Все вы при первой же возможности влюбились и тут же забеременели! Я учила вас совсем не этому!
Стефани гордо расправила спину.
– Ты учила нас всегда следовать своим убеждениям, и я так и поступала. Я защищала Хэтерфилда в суде. Тебе следует гордиться мной. Каждый день я посвящала процессу, изучала все законы и улики по делу и…
– И ради чего? Ради любви? – Последнее слово Динглби произнесла так, словно речь шла о малиновом пироге.
– Я хотела спасти его. Спасти от наказания невиновного человека, хорошего – нет, самого лучшего из людей…
Даже серебристый свет луны не мог смягчить выражение лица мисс Динглби. Ее недовольный взгляд мог резать железо.
– Я не за этим привезла тебя в Англию. И появилась ты на свет, чтобы исполнить совсем другую роль.
Тут Стефани впервые услышала голоса за парапетом. А еще – шум волн.
– Но ты все равно поможешь мне? – спросила она.
Динглби усилием воли придала лицу сочувственное выражение.
– Моя дорогая, я бы очень хотела это сделать, но боюсь, у нас нет времени.
– Нет времени? А что случилось? – Стефани бросила взгляд на парапет. За ним она увидела темный силуэт высокого мужчины. Он поднимался со стороны реки, а потом положил руки на кованые перила, собираясь перемахнуть через них. – Осторожно! – Стефани кинулась вперед, толкая мисс Динглби в сторону.
Та возмущенно вскрикнула:
– Стефани! Да что с тобой такое?
– Там мужчина! – Стефани вынула револьвер из кармана пиджака. Это было оружие Хэтерфилда, и он же научил ее пользоваться им.
– Убери это. – Мисс Динглби вырвала револьвер у нее из пальцев. – Глупышка, он наш. Вечно ты торопишься, Стефани.
Она застыла на месте и переспросила с недоумением:
– Как это наш?
– Вот так. – Мисс Динглби помахала мужчине, а тот перелез через парапет и шагнул к Стефани, улыбаясь во весь рот из-под широкополой шляпы. Эта улыбка показалась ей знакомой.
– Вы узнаете меня, Стефани? – спросил он по-немецки, снимая головной убор.
От изумления принцесса замерла на месте. Одно мгновение она просто растерянно смотрела на него, не веря своим глазам.
– Гюнтер? – прошептала Стефани.
Когда этот день только начался, маркиз Хэтерфилд, вставая и одеваясь, мечтал о том, что его оправдают и вечером он выйдет из тюрьмы свободным, чтобы встретиться со Стефани наедине в каком-нибудь заранее выбранном месте.
В тот момент ему и в голову не могло прийти, что на свидание с любимой он пойдет в шляпе и пиджаке Натаниеля Райта, сводного брата леди Шарлотты.
Просто поразительно, как легко все прошло. Конечно, люди видели то, что ожидали увидеть. Так как у него с Райтом было похожее телосложение, на голову он надел шляпу друга и показал охранникам в темном коридоре его пропуск, то без всякого промедления его провели через главные ворота и выставили на улицу. Так Хэтерфилд стал свободным человеком.
Но только не навсегда. Ему нужно было вернуться в тюрьму как можно быстрее, желательно до того, как охранники узнают об обмане. Но самое главное, что он должен успеть сделать, – это найти Стефани на набережной Виктории раньше, чем произойдет непоправимое.
И все-таки, вдохнув чистого воздуха улицы, он почувствовал себя другим. Хоть ненадолго, но свободным человеком. От этого прекрасного чувства, когда вокруг не было никаких стен и замков, а за дверью не сидели охранники, у Хэтерфилда закружилась голова.
Он пошел по улице как можно быстрее, но так, чтобы это не казалось подозрительным. С ним поравнялся кеб, похожий в свете газовых фонарей на что-то потустороннее.
– Эй, парень, парень? – окликнул возница.
Хэтерфилд остановился было, но вспомнил, что у него нет денег.
– Спасибо, я пойду пешком, – ответил он.
В конце концов, до набережной было недалеко. Возле станции метро его будет ждать Нельсон. В записке говорилось, что Стефани идет в ловушку. Как об этом узнал Нельсон? Впрочем, сейчас это не имело значения. Главное – скорей туда добраться.
Ему выпал последний шанс покончить с врагами Стефани и подарить ей спокойную жизнь. И Хэтерфилд молился, что ему удастся это сделать – ради любимой. Ради их ребенка.
Он завернул за угол Ладгейт-Хилл и пошел еще быстрее, надеясь, что это выглядит не слишком подозрительно. До набережной оставалось совсем немного, всего несколько сотен ярдов. Хэтерфилд оказался на Нью-Бридж-стрит и перешел на бег.
На небе показалась почти круглая луна. Он так давно не видел этой красоты ночи, что у него сжалось сердце. Силуэты домов молча возвышались вокруг. Мозг Хэтерфилда был занят, рассчитывая, как скоро Нельсон окажется на набережной, сколько от нее до Белгрейв-сквер и до Олд-Бейли, в то время как глаза оценивали плотность движения по улице и уровень воды в Темзе. Однако какая-то его часть непроизвольно любовалась этими обычными лондонскими домами, их изломанными крышами, колоннами, окнами и богато украшенными входами.
Он жалел, что, много лет живя в Лондоне, не замечал своеобразной красоты города. Вечно спешил по какому-то делу или опаздывал с визитом, и потому никогда не останавливался, чтобы насладиться этим очарованием.
Теперь время неслось, его жизнь подходила к концу, и Хэтерфилд чувствовал, что никогда не любил Лондон так сильно, как сейчас.
Впереди показались деревья, растущие на набережной, отливающие серебром в свете луны. Хэтерфилд вдохнул влажный, чуть солоноватый запах Темзы, этой пульсирующей водной артерии города.