Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Полтонны, взлетаем, — доложился я, когда силовой каркас разложился полностью и приняв решение о взлёте. Приборы показывали норму по всем циферблатам, альтиметр, он же высотомер, принялся резво крутить стрелками, пассажиры напряглись на пару мгновений, когда не в шутку давануло ускорением, но потом всё тут же пришло в норму, и вариометр застыл на десяти метрах в секунду вертикальной скорости.
— Ноль, взлёт штатно, — обрадовал я всех, позволив кораблю подниматься вертикально, ходовые качества проверим чуть позже. «Ласточка» рвалась в небеса как детский шарик, быстро и без раскачки, уверенно и ускоряясь с каждой секундой, потому что я понемногу подкручивал верньер рычага управления силовым щитом, добавляя скороподъёмности так, чтобы это не очень ощущалось некоторыми престарелыми товарищами на борту, рассчитывая получить метров пятнадцать-двадцать в секунду. Первая остановка по высоте у нас будет на четырёх километрах, минуты через три-четыре, там мы зависнем, осмотримся в отсеках, проверим узлы и агрегаты, а там уже будем плясать от полученных результатов.
— Ура! — вдруг шёпотом поздравил непонятно кого Арчи, повернув ко мне довольное лицо, — понял, да?
Трудно было не понять, цвет его физии был сейчас нормальным, а не красным, как и всегда до этого на взлёте. Наш корабль стал по-настоящему герметичным, и это радовало его больше всего. Я посмотрел на внутренний барометр, давление на борту было равно земному и уменьшаться не собиралось.
— Во-от! — так же неожиданно наставительно поднял палец стоявший слева от меня гном, тот самый дед, что отказался присаживаться на взлёте. — Вы, маги, конечно, просто закупорить корпус можете, но это же не то! Это же как в бочке будет! А компрессорный наддув воздуха, а датчики, а фильтры, а обогрев с увлажнением, это ведь всё моя работа! Вы теперь сможете на двенадцати тысячах сутками ходить, ясно вам? Без вреда для здоровья! И без всякой магии!
— От души! — тут же поблагодарил его Арчи, — и я ваш должник навеки! Вы не улыбайтесь, я серьёзно! Если бы кто только знал, как мне надоело самого себя лечить на каждом взлёте, а теперь всё, конец! Это же просто праздник какой-то!
— Ну конечно, — дед затеял переход на его сторону, чтобы всласть поговорить о своей работе. — Не каждый, это, враз минус сто-двести миллиметров ртутного столба выдюжит! А то и все триста! Да и на двенадцати тысячах теперь всё что хотите можете делать — еду готовить, пердеть, покуривать втихомолку — пожалуйста! Фильтр, вытяжка, наддув!
— Ну, триста враз у нас ещё не бывало, — невольно поёжился Арчи, — на трёхста враз у меня бы башка лопнула, наверное. Или мозги через уши полезли, хоть с магией, хоть без. Минус триста — это сколько по высоте?
— Примерно четыре, четыре с половиной, — ответил я, прикинув цифры. Обычно на такую высоту мы лезли потихоньку, давая себе время на привыкание, и хуже всего всегда приходилось именно Арчи. Не был бы он магом, хрен бы ему, а не небо. — Вот, как сейчас. Стоп подъём, высота четыре тысячи двести, осмотреться в отсеках!
— Есть! — тут же ответил Арчи, а за ним все остальные товарищи. У них у каждого, кстати, был свой план испытаний, всем им сейчас было нужно проверить свою работу. В штурманской рубке остались лишь донельзя озабоченный приборист, Гимли, Лара и мы.
— Как ощущения? — спросил маг, а я недоумённо посмотрел на гнома-прибориста, которому срочно приспичило согнать с места Лару. Но, не найдя слов, он принялся лишь шумно вздыхать, привлекая её внимание, да показывать нам всем свой открытый блокнот.
— Пока сугубо положительные, — что-либо говорить было пока ещё рано, но на уровне ощущений «Ласточка» плыла в небе намного более увереннее и солиднее. Её возросшая масса позволяла не обращать внимание на мелкие порывы ветра, на слабые нисходящие и восходящие потоки воздуха, именно это качество на рейсовых, пассажирских дирижаблях называют комфортабельностью хода. Посмотрим, правда, как это скажется на манёвренности и скорости, но что-то мне говорит, что и здесь кораблю будет чем нас удивить.
— Да вы присаживайтесь на моё место, — пришла пора срочно обжиться в штурманской, обзорной кабине, вход в которую находился между нашими креслами на уровне ног, а прибористу нужно было помочь. — Так лучше будет. Арчи, держи управление.
— Управление принял, — ответил тот, и я проскользнул вниз, как по тревоге. Получилось быстро и ловко, мне ничего не мешало, и вот уже я сидел на маленьком откидном кресле, отстранившись от того, что происходило наверху. Здесь было моё и только моё царство. К обновлённому оборудованию я успел привыкнуть на земле, ведь провёл я тут уже часов шесть, не меньше. Но одно дело в ангаре и совсем другое дело здесь, в воздухе.
Аккуратно поставив ноги на специальные площадки для ступней, оборудованные прямо на раме переплёта кабины, я посмотрел вниз через чистое бронестекло, заменившее в этом месте собой пол и стены. Обзор во все три стороны и под ноги был просто прекрасным, мне не приходилось пригибаться, потому что россыпь циферблатов и указателей, висевшие по бокам-сверху и спереди-сверху, ему нисколько не мешали. Многие приборы дублировали то, что имелось наверху, но кое-что было тут в единственном экземпляре. Мощный дальномер соседствовал с настолько навороченным бомбовым прицелом, что я мог справиться с ними и заставить работать лишь тщательно освежив в памяти все те знания, что в меня вдолбили в штурманском училище.
Вообще, конечно, не рекомендовалось ставить на частные корабли столь серьёзное оборудование, но оптику в нашем мире делали только гномы, лишь они могли варить на огне саламандр настолько чистое стекло, так что все вопросы не к нам.
Я с небольшим усилием понажимал пальцами на туговатые клавиши управления прицелом, в него был встроен самый настоящий арифмометр, гномы гордо именовали его баллистическим вычислителем, он учитывал все введённые поправки на высоту, скорость и прочее, провернул ручку, заставившую его заработать, и прильнул к окуляру.
Просветлённые во много слоёв линзы прицела, в дружине мы могли лишь мечтать о таком, развернули передо мной широкую панораму аэропорта. Изображение было настолько чётким, резким и контрастным, без каких-либо искажений или затемнений, что я невольно поёжился, представив себе его цену и мои усилия по уходу за ним. Дальномер, кстати, был не хуже, вся эта бронза, латунь, медь и стёкла были больше похожи на произведение искусства, чем на корабельный прибор.
Покрутив кольца масштабирования и фокусировки, удалось чётко, как на тарелочке, поймать картину праздника внизу. Демпферы работали как надо, изображение практически не дрожало, я видел и трибуну, и столы, и людей. Были бы мы чуть пониже, можно было бы и опознать кого-нибудь по лицу, потому что большинство из них сейчас стояло, задрав головы вверх. Кое-кто махал нам рукой, и я чисто для проформы ответил.
— Ты скоро там? — голос Арчи вырвал меня из процесса, сейчас я бы мог там долго сидеть, вот пока вволю не наигрался, не вылез бы.
— Иду, — обернувшись, я по ногам увидел, что как минимум половина из гостей снова набилась в рубку, остальные подтягивались. Пришлось в темпе закрывать линзы заглушками, натягивать на обрезиненные наглазники шёлковые чехлы, вообще борьба с пылью мне теперь предстояла нешуточная, но это были те хлопоты, которые могли только радовать.
— Разрешите? — выбравшись из обзорной кабины и закрыв лаз в неё шторкой, я этим вопросом согнал со своего места прибориста. Тот довольно кивнул мне и слез, не отрывая взгляда от своего блокнота, всё у него, судя по виду, было пучком.
— Есть предложение, — в рубке, кроме всех остальных, находился ещё и Далин, он и затеял эту речь, — не затягивать с испытаниями. Все в своей работе уверены, штатный дефектолог, — тут он показал рукой на вылезшего Кирюху, — бдит, маги на борту имеются, так чего ждать?
Вообще-то по правилам мы должны были сейчас приземлиться, проверить весь корабль сверху донизу, устранить выявленные недостатки и только потом, вновь отметившись на этой высоте, походив на ней туда-сюда, лезть выше, на восемь километров. И потом всё то же самое, но уже на двенадцать.
— С нашей стороны возражений нет, — ответил за всех гномов Рагнар Далинович, — и, если ваш штатный дефектолог, — тут он коротко, одной шеей, то ли кивнул, то ли чуть поклонился Кирюшке, — будет максимально оперативен,