— Как ты можешь сотрудничать с этими слотами? — взрывается Эйнин. — Если сука, которая убивала людей в Аззаме, работает на Дамира Видада, то это прямое доказательство его причастности к теракту. Зачем премьер-министру уничтожать Аззам? Ради того, чтобы заполучить наследника и убрать свидетелей? Сделать из благодарного за спасение мальчишки идеального солдата, обученного беспрекословно исполнять приказы, и когда наступит удобный момент, использовать козырную карту, чтобы заполучить всю власть в свои руки, — в глазах Эйнин сверкает потрясение и уверенность. — Я права, да?

— Полковник пытался убедить меня в обратном, утверждая, что мое происхождение заинтересовало АРС уже после того, как я оказался в госпитале. У меня не было доказательств причастности Кадера. Первые годы службы я даже не подозревал его. Свою роль наставника и покровителя он играл весьма реалистично.

— Как давно ты знаешь?

— Полковник озвучил мне свою фальшивую версию со случайным спасением наследника перед операцией по ликвидации Ильдара Видада. Он даже назвал имя заказчика.

— Я спросила, как давно ТЫ знаешь, что премьер-министр сотрудничает с организаторами Шатров, а Кадер прикрывает его деятельность? — повышая голос, повторяет Рика.

— Начал догадываться, когда меня отправили в Нью- Йорк следить за Ильдаром Видадом, — коротко отвечаю я, глядя в заледеневшие голубые глаза. — Когда Кадер отдал приказ на ликвидацию, я уже был уверен, что они убирают свидетеля своих преступлений.

— И ты работал на них? Несмотря на то, что понимал, чем эти скоты занимаются? — недоумевающе спрашивает Эйнин. — Или ты преследовал свои интересы? Когда ты узнал о том, что Омар Камаль не твой отец?

— В одиннадцать лет, — коротко и предельно честно отвечаю я. Эрика распахивает глаза, недоверчиво глядя на меня.

— То есть ты все это время знал, что… — она обхватывает себя руками, словно ей вдруг становится холодно. — Боже, у меня в голове не укладывается. Я не понимаю, чего ты хочешь, Джамаль. Как ты собираешься остановить советника и Кадера, если они обложили тебя со всех сторон? Скажи мне хоть что-нибудь!

Я воздерживаюсь от ответа, напряженно стиснув челюсти. И что-то в выражении моего лица дает Эрике понять, что я больше не произнесу ни слова. Не разрывая напряженного противостояния взглядов, допиваю свой кофе и, развернувшись, ставлю пустую кружку в раковину.

— Я хочу увидеть Эмилию, — резко меняя тему, ультимативным тоном заявляет Эйнин.

— Сейчас это невозможно, — оборачиваясь, невозмутимо отвечаю я. — Девочка с матерью скоро вернутся домой, но ты успеешь попрощаться.

— Нет… Нет, подожди, — сбивчиво произносит Рика, торопливо пересекает спальню и взволнованно подходит ко мне, останавливаясь на расстоянии вытянутой руки.

— Что такое? — хмуро спрашиваю я, взяв лицо Эйнин в ладони.

— Пока я жила во дворце Исканд…

— Лучше не продолжай, — ярость мгновенно вскипает в венах, стоило Эрике заикнуться о гребаном принце.

— Я работала с детьми, Джамаль, — с упреком напоминает Эрика. — Я познакомилась там с мальчиком. Его зовут Реза. Представляешь, он знает Эмилию! — эмоционально восклицает Эйнин, обхватывая мои запястья холодными пальцами. — Реза рассказал, что какое-то время его держали в одном лагере с Эмилией, и они подружились. Потом их разлучили. А он очень любит ее и скучает. У него никого нет, Джамаль. Реза сирота. Он постоянно говорит об Эмилии. Он рисует ее. Понимаешь?

— Ты провела там два дня. Когда ты успела проникнуться историей этого мальчика? — изумленно смотрю в блестящие от слез кристально-чистые голубые глаза Эйнин.

— Боже, Джамаль, нам было достаточно пяти минут в задымленном лазе, чтобы понять..

— Понять, что, Эйнин? — резко оборвав ее, требовательно спрашиваю я, не сводя с нее пронзительного взгляда.

— Что мы принадлежим друг другу, — тихо отвечает Эрика, опуская ресницы.

— По-моему, ты поняла это гораздо позже, — мрачно напоминаю я, и она тут же оспаривает, вздернув подбородок.

— Неправда. Понять и принять — не одно и то же. Резу и Эмилию нельзя разлучать. Нельзя… — повторяет громче.

— Эйнин, мы вернёмся к этому разговору позже, — я мягко провожу тыльной стороной ладони по ее щеке. — Я подумаю, что можно сделать. Договорились?

— Да, — поспешно соглашается она. — Тебе пора собираться? Я могу помочь?

— Постарайся не конфликтовать с Лейлой и Аидой, пока меня нет. И не игнорируй их. Это неправильно.

— Неправильно? А укладывать меня в постель, где годами трахал своих жен — правильно? — мгновенно вспыхивает Эйнин. — При том, что мне даже упоминать имени Искандера нельзя.

— Рика, — угрожающе рычу я. — Прояви уважение. Больше от тебя ничего не требуется.

— Если они проявят, то я тоже это сделаю, — упрямо заявляет Эрика.

— Я знаю, какой ты можешь быть сукой, Эйнин.

— Спасибо за комплимент, хабиби, — она презрительно кривит губы. Резко схватив ее за талию, я рывком сажаю Эйнин на столешницу, заглушая возмущенный вопль голодным поцелуем. Раздвинув ноги коленом, толкаюсь твёрдой эрекцией между ее бедер. Забираясь ладонями под халат, сжимаю голую задницу ладонями, углубляя поцелуй, сплетая наши языки в неистовом противостоянии. Остановиться на этот раз оказывается еще сложнее, чем полчаса назад.

— Возвращайся к себе и жди меня, Эйнин. — хрипло шепчу я, отпуская ее губы и глядя в потемневшие от желания глаза. — Будь хорошей девочкой, малышка.

— Пообещай, что с тобой ничего не случится, Джамаль, — произносит она прерывистым шепотом.

— Обещаю, Эйнин, — мягко говорю я, отступая назад и убирая руки в карманы брюк. От греха подальше. Тяжело вздохнув, Эрика спрыгивает на пол, поправляет халат, бросая на меня несчастные взгляды.

Раскрасневшаяся, возбужденная, все ещё немного злая.

— Обожаю тебя, — поймав ее за руку, снова притягиваю к себе и, оставив на губах быстрый и горячий поцелуй, отпускаю. Но на этот раз сама Эйнин не желает отрываться от меня. Вцепившись в мою футболку, она приподнимается на носочках и нежно проводит по моим губам своими, испытывая мою выдержку на прочность.

— Я могу проводить тебя? — шепчет она.

— Нет, — решительно качаю головой, нехотя отстраняясь.

— Переоденься, отдохни. Ни о чем не думай. Ничего не бойся.

— Все под контролем? — сделав пару шагов к двери, она оборачивается, впиваясь вопрошающим тревожным взглядом в мое лицо.

— Да, — уверенно киваю я.

— Точно?

— Это допрос, жена?

— Нет, я беспокоюсь о любимом муже, — тряхнув головой, Эйнин печально улыбается и мрачно добавляет: — И, наверное, не я одна, — повернувшись ко мне спиной, она нажимает на ручку двери, собираясь уйти, и мое сердце внезапно пронзает острая боль, какое-то гнетущее тяжелое предчувствие сдавливает грудную клетку, спина покрывается холодной испариной.